Изменить размер шрифта - +
Что грудки, что ножки – загляденье, посмотришь – враз почуешь мужской аппетит.

О женских прелестях Сережкин способен говорить сутками. Без перерыва на завтрак обед ужин и даже – сон. Причем со знанием дела, с причмокиваниями и подмигиваниями.

Противно!

Я уткнулся в чертежи, выжидал, когда завершится эта возвышенная песнь в честь женских прелестей. Через полчаса понял: не дождусь.

– Что же произошло с Родиловым?

Сережкин умолк, вперив в меня удивленный взгляд. Причем тут Сиюминуткин, если речь шла о сексуальных способностях девахи мастера?

Потом расхохотался, аккомпанируя смеху нервными подергиваниями рук.

– Здорово ты меня поддел! Молоток паря! Одно слово – Баба Катя!

– Не одно слово, а два, – невежливо перебил я весельчака. – Причем слова – не самые умные. Лучше расскажи, как встретился с Родиловым.

– Ладно, не злись. Я ведь не хочу тебя обидеть… Как с Сиюминуткиным повстречался? Обычное дело. Проверил я, значит, размещение взвода, снял пробу с обеда, то да се – как всегда. Пошел к детсаду, а там Сиюминуткин долбает эту самую деваху – пыль столбом. Увидел меня, оставил мастерицу в полу разобранном состоянии и рвет когти к новой жертве. Солдаты, видишь ли, плохо трудятся. Я ему в лоб – как командуете, так и получаете. По нарядам выводишь ерунду паршивую, а стремление имеешь, чтобы тебе отплатили добром? Не выйдет… Короче, |разложил начальника участка по всем правилам армейского устава. Без матерщины и рукоприкладства. Понял Родилов, что меня так просто на фу фу не возьмешь и завертелся юлой. Чуть не облизывает. «Приезжай, друг, на мой юбилей – двадцать пять стукнуло, четверть века, не отметить – грех на душу принять непростительный». Как думаешь, почему он лезет в друзья к командиру роты? – Не дождавшись моего ответа, капитан поторопился ответить сам. – Он же в прошлом месяце часть нарядов взводу задробил. По причине перерасхода фонда заработной платы. А мне чихать на все его перерасходы… Вот и крутится вокруг меня хитрец…

– С тобой все ясно, а я, с какого боку?

Сережкин, который вознамерился хотя бы заочно «выпороть» начальника Школьнинского участка, растерянно замолчал. Своим неожиданным вопросом я будто выбил из седла скачущего во весь опор всадника.

– Ты?.. А я откуда знаю? Когда прощались целовались, Сиюминуткин попросил передать тебе от его имени приглашение на торжество… Дескать, пригласи, дорогой друг, Бабу Катю и Валеру Сичкова. Дорогие они люди моему двадцатипятилетнему сердечку…

Невероятная удача! Сиюминуткин, Сичков и Сережкин станут хороводиться, а я со стороны поглядывать да слушать их сюсюканье. Авось, удастся выдернуть из дружеской беседы один два важных факта. Недаром же влез в заношенную шкуру сексота!

Странно, но новое мое звание «сексота» – или должность на общественных началах, до сих пор не могу разобраться, – перестало вызывать раздражение. Притерся, что ли, привык? Или ощутил вкус подглядывания да подслушивания когда перебираешь уловленное, анализируешь факты, раскладываешь их по полочкам и ящичкам? Трудно сказать, то или другое, но постепенно я увлекся обязанностями сыщика, научился находить в них нечто интересное.

Вот и сейчас словно рентгеновскими лучами старался просветить командира роты.

– Значит, Сиюминуткин пригласил тебя, пытаясь оправдать допущенную несправедливость к четвертому взводу?

– Хватил ты, Дим! Все значительно проще. Одного взвода Школьнинскому участку маловато, пытается заручиться моим согласием перекинуть еще один. Конечно, это решает подполковник Анохин, но мнение командира роты обязательно спросят…

С Родиловым все ясно – зацепиться не за что, надеюсь, крючок найдется во время празднования юбилея.

Быстрый переход