|
Чудно, что она на него не мочилась иногда. Он это заслужил, придурок! И тут я вспомнил одну вещь и рассмеялся. Мужчины думают, что большой член – одно из крупнейших благ земных. Они считают, что стоит женщине узнать об этом, и она ваша. Если у кого то и был могучий гигантский орган, так это у Билла. Жеребячий член по меньшей мере. Помню, когда я увидел его в первый раз, глазам своим не поверил. Ида должна была бы преклоняться перед ним, будь все эти басни о большом члене правдой. Он и в самом деле действовал на нее, да только совсем в другом смысле: терзал, замораживал, заставлял сжиматься. Чем больше он ее вспахивал, тем больше она съеживалась. Он мог бы употребить ее между грудями или под мышками, и она, не сомневаюсь, получила бы больше удовольствия. Но это Вудраффу и в голову не приходило. Вернее, он считал это оскорблением женского достоинства. Как может женщина уважать вас, если вы трахаете ее между грудями? Как уж он с ней управлялся, я никогда не спрашивал. Но этот еженощный ритуал лобызания зада вызывает у меня улыбку. Вот незадача: так боготворить женщину, которая потом сыграет с тобой такую гнусную штуку. Ида Верлен… Предчувствие, что я скоро увижу ее, возникло во мне. Теперь это уж не та ладно скроенная норка, в которой можно было позабавиться. К этому времени там уже все раздолбано, насколько я разбираюсь в Иде. И все же, если из нее по прежнему бежит сок, если ее зад сохранил прежнюю белизну и гладкость, ею стоит заняться снова. Во всяком случае, эти мысли вызвали во мне могучую эрекцию. Я прождал уже больше получаса – Мона не появлялась. Пришлось подняться наверх, разузнать о ней. Мне сказали, что у нее сильно разболелась голова и она давно ушла домой. 9 Только на следующий день, ближе к вечеру я узнал, почему она ушла из дансинга так рано. Она получила записку от своих домашних, и пришлось поспешить к ним. Я не расспрашивал, что у них стряслось, зная, какой тайной окружает она свою другую жизнь. Но ей явно хотелось облегчить душу и рассказать. Как обычно, она кружила вокруг да около, и я никак не мог связать концы с концами в этой истории. Единственное, что мне удалось понять, – у них случилась беда. «У них» – значит, у всего семейства, включая всех трех братьев и сводную сестру. Самым невинным тоном я спросил: – А они все живут вместе? – Да при чем здесь это! – ответила она с непонятным раздражением. Я замолчал, но потом отважился напомнить ей про сестру, ту самую, что была, по словам Моны, красивее ее, «но только вполне нормальная», как она поясняла. – Кажется, ты говорила, что она замужем? – Да, конечно. Ну и что с того? – С чего «того»? – Я тоже начинал немного злиться. – Ничего себе. О чем мы говорим с тобой? – Вот это то я и хотел бы знать, – рассмеялся я. – Что случилось? О чем ты собираешься мне рассказать? – Ты не слушаешь. Моя сестра… Да ты, кажется, не веришь, что у меня есть сестра? – Ну что ты, не надо так. Конечно, верю. Я только не верю, что она красивее тебя. – Веришь ты или не веришь, сестра у меня есть, – огрызнулась она. – Я ее терпеть не могу. И не подумай, что я ревную. Я ее презираю, потому что у нее нет воображения. Она видит, что происходит, и пальцем не пошевельнет, ничего не попытается сделать. Только о себе и думает. – Мне кажется, – начал я осторожно, – это старая проблема. Все они ждут от тебя помощи. Может быть, я… – Ты! Что ты можешь сделать? Прошу тебя, Вэл, и не начинай об этом. |
