– Для вас все будет совершенно бесплатно, – пообещал Петрик и многозначительно улыбнулся.

– Я… Да, конечно, но мне сейчас не очень удобно. – Покровский оглянулся.

«Котлетки», – плотоядно напомнил мой внутренний голос.

– Давайте назначим встречу, – предложил Петрик и вытянул из кармашка визитку. – Тут мой телефончик, позвоните, и мы обо всем договоримся…

«Дилинь-дилинь!» – заплясал, заголосил колокольчик у входа.

– Ах, боже мой… – всплеснув лопаточкой, Покровский бросился открывать.

– Каберне Совиньон Мерло, красное сухое с умеренными танинами, к говяжьим котлеткам самое то, правильно? – услышали мы новый голос.

Тоже мужской. И тоже приятный.

– Кто это еще? – Петрик вытянулся, как встревоженный суслик.

Я развернулась к двери, посмотрела на специалиста по подбору вин и, не удержавшись, ахнула. На пороге, держа в каждой мускулистой руке по бутылке, стоял наш таинственный незнакомец.

Красавец из рояля! Подрумяненный закатным солнышком, выглядел он как аппетитная котлетка… тьфу, конфетка!

Петрик тоже тихо ахнул.

– Что ж, мы пойдем, не будем вам мешать, позвоните, когда будет время. – Я крепко взяла друга за руку и потащила на выход.

Заодно я близко рассмотрела красавца, слегка посторонившегося, чтобы пропустить нас, и убедилась, что не ошиблась: это он, тот самый. Узник рояля. Беглец с дивана. Подлец из сквера со слоном.

«А почему подлец-то?» – ворохнулась моя совесть, которая опять все проспала.

«Он Люсю нашу отключил и на лавочке бросил!» – мигом подняла неоплаченный счет моя злопамятность.

Я мимоходом царапнула красавчика недобрым взглядом: «Никто не забыт и ничто не забыто! Пей вино, ешь котлетки, но знай – я отомщу!» И мы с Петриком вышли на улицу.

Дверь за нами закрылась, причем не просто так, а на задвижку – я отчетливо расслышала ее скрежет.

– Нет, этого, конечно, следовало ожидать, и все же я несколько потрясен, – признался Петрик, дрожащими пальчиками застегивая на себе рубашку. – Сразу два та-аких экземпляра… И оба не мне…

Он сокрушенно помотал головой и зашагал прочь, забыв галантно предложить мне руку. Тяжелая профессиональная камера, раскачиваясь на длинном ремне, ощутимо била по обтянутому модными джинсами бедру, но Петрик ее даже не придерживал. На ходу он нервно хрустел пальцами, откровенно переживая.

– Что ты так разволновался? – Я догнала друга и заглянула ему в лицо.

– А ты не поняла? Присядем. – Петрик свернул к террасе уличного кафе. – Мне нужно выпить.

– А я бы съела котлетку…

– Не сыпь мне соль на рану, – попросил друг и по ассоциации с солью заказал себе текилу.

Я попросила горячий бутерброд с прошутто и бокальчик красного вина, впечатлив официанта предположением, что красное сухое Каберне Совиньон Мерло с умеренными танинами будет в самый раз.

Петрик картинно опрокинул свою текилу и этим бурное проявление чувств ограничил. Он покосился на мой аппетитный бутерброд, заказал себе такой же и, методично полосуя его ножом, уже нормальным голосом, без драматических всхлипов и стонов, спросил:

– А поняла ли ты, бусинка, что случилось?

– Ты слишком поздно встретил сразу двух мужчин своей мечты?

– Угу, но по-настоящему печально не это. – Петрик взмахнул ножом и вилкой, точно дирижируя невидимым оркестром.