– Поправочка: не брата, а жены! – уточнил Караваев, очень точно попав в размер и ритм шекспировского стиха.

– Так, прекратили балаган! – приструнила их я. – Мы еще не закончили! Игорь, сколько еще?

– Вся аудиозапись – шесть минут, с длинными паузами можем еще раз десять включиться.

– То есть это надолго, – резюмировал Петрик, сполз на сиденье пониже, пристроил голову на мягком и закрыл глаза.

Я удивленно посмотрела на него.

– Что? – Дружище даже с закрытыми глазами уловил мои эмоции. – Я с вами не высплюсь, а мне надо завтра быть в хорошей форме.

– Особенный день? – Я сразу же сменила гнев на милость.

– А может, и ночь, – игриво ответил Петрик.

– Еще более особенная, чем эта? – съехидничал ревнивец и завистник Караваев.

На десять включений с интервалами в пять-десять минут ушло примерно полтора часа.

Петрик действительно умудрился задремать и сладко похрапывал, мечтательно улыбаясь. Караваев сердито сопел, беззвучно барабаня пальцами по рулю. Эмма вообще вышел из машины, сказав, что снаружи ему удобнее будет наблюдать за окнами. Судя по шорохам и тихому чавканью, он нашел поблизости что-то съедобное и беззастенчиво это уплетал. Только Игорь ответственно жал на кнопочки, безропотно подчиняясь моим тихим командам. Я даже не думала, что частные сыщики – такой похвально дисциплинированный народ!

Наконец запись подошла к концу, и очень вовремя: из окна хозяйской спальни, прямо сквозь брызнувшее фонтаном осколков стекло, со звоном вылетел какой-то снаряд.

– Бутылка из-под виски! – доложил примчавшийся с полей и огородов Эмма.

В одной руке у него была редиска, в другой – квадратная емкость с этикеткой Jack Daniel’s.

– С ума сошел, немытую редиску жрать?! – накинулась я на братца.

– А я ее влажными салфетками, они у меня антибактериальные!

– А желудок у тебя какой, бронебойный?!

– Так, Люся, Люся! У нас уже есть один пациент, совсем тяжелый! – остановил меня Караваев.

– Похоже, клиент созрел, – подтвердил невозмутимый Игорь и наконец убрал осминожий пульт в карман. – Ну? Что дальше?

– В атаку! – скомандовала я.

Петрик спал, и мы оставили его в машине. Выдвинулись боевой четверкой: я, Караваев, Рояльный и Эмма, с мажорным хрустом спешно дожевывающий редиску. Когда я оглядывалась на него, братец замирал с оттопыренной щекой, талантливо притворяясь, будто предательский звук не имеет к нему никакого отношения, но затем, едва я отворачивалась, хрустел еще энергичнее.

Даже невозмутимый Игорь не выдержал и придержал нас всех у калитки, обращаясь к Эмме:

– Давай-ка ты уже дожуешь, а потом мы приступим, а то как-то несолидно получается.

– Розовый осьминог задал тон, – съязвил Караваев, но послушно остановился, дожидаясь, пока смущенный общим вниманием и осуждением Эмма закончит внеплановую трапезу.

– Доел?

– Хрумпрхр… да!

– Двинулись.

Я толкнула калитку, которую Артем, уходя, не запер, и мы вошли во двор. Там Игорь с Караваевым неожиданно ловко обошли меня, и я – Генералюссимус! – вдруг оказалась в хвосте с Эммой. Восстановить правильный боевой порядок не удалось: эти двое, Караваев и Рояльный, начали действовать на редкость слаженно, понимая друг друга почти без слов.

– Первый пошел.