– В конце недели, милая.

– А вы знакомы с моей мамой, Билл? – обратилась она к гостю. – Она у нас красавица и очень умная. И у нее очень важная работа, поэтому ее сейчас и нет дома, – продолжила Роза, старательно выписывая какие-то цифры и с таким усердием орудуя ручкой, что перо буквально вонзалось в чистый лист бумаги.

– Должен сообщить вам, моя юная леди, что я знаком с вашей мамой. Представьте себе, я познакомился с ней, когда она была еще совсем младенцем. Правда, Сесили?

– Чистая правда, Билл, – подтвердила Сесили.

– Она ведь родилась в Африке, как вы знаете.

– Знаю. И скажу тебе даже более. Она жила в моем доме, когда была маленькой. В нашем доме, – тут же поправил себя Билл, бросив смущенный взгляд на Сесили.

– У вас есть дом в Африке?

– Да, есть.

– А львов вам приходилось видеть?

– О, за свою жизнь я перевидал сотни львов.

– Мама очень любит львов. Правда, бабуля?

– Любит, милая, правда.

– Мне бы тоже хотелось когда-нибудь своими глазами увидеть Африку.

– Уверен, мисс, что в один прекрасный день вы обязательно осуществите свое желание.

– Все, Роза. Хватит болтать. Принимайся за уроки.

* * *

Вытребовав от Сесили две обязательные сказки на ночь, а потом еще и уговорив ее, чтобы Билл тоже зашел к ней пожелать доброй ночи и попутно рассказал ей какую-нибудь историю о тех диких животных, которых он встречал в Африке, Роза наконец утихомирилась и уснула. Вернувшись на кухню, Сесили налила себе бокал вина; по правде говоря, ставший уже привычным ритуал пора бы начинать обуздывать как некую вредную привычку, но она всегда с таким нетерпением ожидала этого момента, когда можно будет наконец расслабиться, зная, что Роза угомонилась и спокойно спит в своей постели. Сесили предложила Биллу переместиться наверх, в гостиную.

– Как часто Стелла бывает дома? – поинтересовался у нее Билл, усаживаясь в кресло возле камина.

– Все зависит от ее рабочего графика. Их штаб-квартира находится в Балтиморе, три часа езды поездом от Нью-Йорка. Так что если она не улетает самолетом в какие-то дальние штаты, то в пятницу поздно вечером она всегда дома, а в воскресенье после ужина уезжает обратно к себе в Балтимор.

– Получается, что с собственной дочерью она пересекается нечасто.

– Получается, что так, – вздохнула в ответ Сесили.

– То есть собирать все осколки приходится тебе, так?

– Я бы не стала называть Розу осколком, Билл. К тому же с какой стороны ни взгляни, а она мне внучка. Так что, можно сказать, я делаю то же самое, что делала бы любая бабушка на моем месте.

– Это я понимаю. Что означает, что ты в какой-то степени стала заложницей сложившейся ситуации, причем на многие годы вперед. Неужели тебе не хочется чего-то большего в этой жизни?

– Мне всегда казалось, Билл, что ты, как никто другой, давным-давно усвоил одну простую истину: жизнь – это совсем не то, чего тебе хочется. Но ты прав: в последнее время я все чаще ощущаю себя загнанной лошадью, будто действительно попала в какой-то капкан, – чистосердечно призналась Сесили.

– Мне кажется, что ты пожертвовала ради Стеллы практически всем, что было в твоей жизни, – тихо обронил Билл. – Своей семьей, своим домом, деньгами, своим браком и даже… взять сегодняшний день, ты пожертвовала надеждой на какие бы то ни было перемены в своей жизни, пока Роза не вырастет.