Я сама не заметила, как давние знакомые перестали со мной общаться, как будто боялись себя запятнать. Они собрались вокруг девочки, переехавшей в Староалтайск из Новосибирска, ее звали Юлечкой. Она была старше меня на год — ей исполнилось двенадцать, — была красивой, веселой, богатой, и, в отличие от безумного, кричащего, пропитанного спиртом и пахнущего костром богатства «Сияния», богатство Юлечкиной семьи несло отпечаток тихой роскоши. Дела у той семьи тоже были тихими — Юлечкин папа пилил бюджеты с городской администрацией на ежегодной перекладке асфальта. Дагаев отзывался о нем не очень лестно, видимо потому, что все эти бюджеты проходили мимо, а дружить Юлечкин отец с Дагаевым не захотел.
Я Юлечке тоже не очень нравилась, но не сразу это поняла.
Однажды она подошла ко мне на перемене и предложила пойти к ней в гости после уроков. Андрей пытался меня отговорить. У него было ощущение, что Юлечка над ним смеется — не открыто, не к чему придраться. Смотрит как на муравьев, говорил он. Того и гляди достанет лупу, поймает солнечный луч и тебя сожжет. Андрею в школе тоже доставалось. Его мама — пока она была жива — и папа шаманили в «Сиянии», чистили карму всем желающим за деньги. Поэтому нас часто называли сатанистами. В ответ на это Андрей просто смеялся, наверное от бессилия.
В назначенное время я подошла к подъезду многоэтажного панельного дома, похожего на пенал. Юлечка уже ждала меня с двумя подругами. Мы поднялись на девятый этаж, но почему-то свернули не к квартирам, а на пожарную лестницу за лифт. Там было холодно, сумрачно, пахло мочой и сигаретами. У мусоропровода ожидали еще три девочки, Юлечка с двумя подругами стояли за моей спиной. Сначала меня толкнули сзади, кто-то выкрикнул «Сатана!» — и мир закружился, накренился, завалился на бетонный пол.
Домой меня привел Андрей. Он рассказал все папе, тот хмыкнул, ответив: «Оюна сильная, она их всех сожрет».
Дня через два родители тех девочек пришли к нам домой и извинялись. Директор школы тоже извинялась. Юлечка вместе с семьей уехала в Новосибирск обратно, администрация перестала с ее отцом работать, и фирму он закрыл. Сатанистами нас больше никто не звал.
Потом как-то пропали некоторые из Юлечкиных друзей, те, что в тот день были на пожарной лестнице.
А много лет спустя уехали — из города или на зону — те, кто травил тех, кто травил меня в школе.
Жизнь лучше любых романов, так говорит моя мама.
выдох последний
— Нам еще долго? — спрашивает Ника.
— Минут десять-пятнадцать, — отвечает Рома. — Если замерзла, можем вернуться к машине.
Ника замерзла, но в этом она не признáется. Без Ромы она не найдет место самоубийства, и, хоть он без вопросов согласился ей помочь, есть ощущение, что это в первый и последний раз. Сколько после обнаружения тела было снегопадов? И, главное, что она собирается искать?
Рома глядит на фото из статьи, поворачивается спиной к солнцу и обходит заиндевелый кустарник. Взлетает спугнутая птица, подняв снежную пыльцу. Земля кренится, теперь они идут под гору. Дыхание вырывается облачками изо рта, оседает на щеках. Ника прячет нос в шарф.
— Свидетели утверждают, что голова девушки была подо льдом, а тело лежало на берегу, — Рома цитирует новостную заметку. — Это как? Сунула голову в полынью и захлебнулась, что ли?
— Похоже.
— Потепление было неделю назад. То есть, хотят сказать, что еще до заморозков она обдолбалась, пришла на реку, разломала лед у берега и утопилась? Что-то мне слабо верится.
Нике верится чуть больше. Она видела похожее много лет назад, и никто там не помогал, — если говорить о физической стороне дела, конечно.
— Возможно, не совсем сама, — говорит она.
— Да по-любому, — кивает Рома. |