— От Станислава? Быть не может!

— Может. Вот подпись и печать.

— Дай сюда!

Тихо прочитал.

— Ведьма, а не баба! Знаешь, чем это пахнет? — гетман мрачно провел ребром ладони по шее.

Наступило долгое молчание.

— Отправить царскому величеству это письмо или придержать? — спросил, наконец, Мазепа.

— Ваша вельможность сам благоволит рассудить своим высоким разумом: послать надо, этим свою верность еще крепче докажешь, — не то с усмешкой, не то серьезно ответил Орлик.

— Цифирное прочитал? О чем Дольская пишет?

— Ксендза посылает, просит к ним переходить, с запорожцами договориться.

— Сожги! Как же со Станиславом быть: отсылать или нет?

Орлик снова промолчал.

— Филипп, садись сюда. До сих пор я не открывал тайны, которую ты сам случайно узнал. Не то чтоб я в твоей верности сомневался. Сам знаешь, к тебе у меня наибольшее доверие и любовь, ты человек умный и добросовестный, однако молодой и опыта в таких делах не имеешь. Боялся я, как бы ты перед кем не обмолвился. Теперь я тебе все скажу. Не ради почестей, богатства или прихотей каких, а ради всех вас, ради нашей матери Украины, войска запорожского и всего народа хочу я Украину из-под Москвы вывести. Если неправду говорю, пусть покарает меня бог, благословенный во троице, святой и единой.

Мазепа снял со стола крест с частицей животворного дерева и поцеловал его.

— Я тебе верю, Филипп, но чтоб какой-нибудь замысел или чье-нибудь нечистое наущение не толкнуло тебя на измену, клянись и ты.

Орлик поклялся и поцеловал крест.

Слушая Мазепу, он терялся в догадках: для чего гетман затеял эту комедию, не хочет ли он испытать его? Но когда Мазепа поцеловал крест, поверил. Поверил не словам гетмана — не так уж плохо он знал его и его помыслы, — а в то, что гетман его не испытывает.

За окном что-то прошумело. Орлик испуганно оглянулся.

— Яблоня ветками в окно стучит, надо сказать, чтоб обрубили.

— Пан гетман, а не прогадаем мы? Кто знает, за кем будет виктория?

— Думаешь, я не взвесил это? Мы и дальше будем молчать, пока не узнаем, какие у шведов силы и кто одолеет… А теперь давай напишем письмо царю и Головкину, да и отошлем вместе с письмом Станислава.

Орлик написал письмо. Однако гетман и на этот раз обошел Орлика: письмо перехватила заранее предупрежденная мать Мазепы игуменья Печерская. Это письмо в Москве не получили.

Зато в Москве получили другое письмо. Письмо от Кочубея.

После разговора с женой Кочубей перестал колебаться. Кроме того, Микита принес новые вести, — ему удалось побывать в замке Мазепы и даже своими глазами увидеть письмо от короля.

Кочубей написал эпистолию и не знал только, с кем отправить ее в Москву. Но подвернулся случай.

Через Батурин проходили монахи Севского Спасского монастыря. Остановившись на базаре за земляным валом, они спросили проходившего мимо казака, где можно переночевать. Тот, хорошо зная гостеприимство генерального судьи и его жены, послал их к Кочубеям. Монахи прожили три дня и очень сдружились с семьей Кочубея. В воскресенье вместе были у обедни в церкви. После этого Кочубей повел их в сад, к шатру, который уже готовились убирать на зиму.

— Можно вам верить? — спросил Кочубей.

Монахи перекрестились на образ Пресвятой Богородицы в углу шатра. Тогда Кочубей рассказал им о замыслах гетмана и о своем письме. Монахи взялись доставить письмо. Для этого они съездили в монастырь и попросили у архимандрита дозволения сходить в Москву. Теперь Кочубей принял их в завешанной коврами опочивальне.