— Христом-богом молю: отпусти… Молодая она, глупая, над тобой же люди смеяться будут.

— Пусть лучше над тобой смеются.

— Иван Степанович, пан гетман, пожалей мою седую голову.

Кочубей заплакал. Даже у Орлика, который слушал под дверью, шевельнулось в сердце нечто похожее на жалость.

Гетман позвал гайдуков:

— Проводите судью, у него горячка еще не прошла.

И вышел за дверь.

— Отцовское проклятие упадет на твою голову! Запомнишь ты Кочубея. Я уже давно вижу твои черные дела! — крикнул Кочубей вслед Мазепе.

Кочубей с некоторых пор заметил странную неуверенность в поведении гетмана. Однако достоверных доказательств не было. Сейчас Кочубей вспомнил: когда возвращались после рады в Жолкве, где был сам царь, Мазепа завернул в поместье пани Дольской с каким-то монахом, который раньше бывал у гетмана. Что это был поляк, Кочубей знал наверняка, но зачем Мазепа ездил с ним, какая велась между ними беседа, — этого он знать не мог.

И еще вспомнил Кочубей, как однажды, выпив лишнюю чарку, полковник Горленко сказал при всех:

— Народ плачется, гетман, казаки тоже нарекают на тяжкие поборы. Все мы за душу Хмеля бога молим, что нас от ляхов вызволил. А твои кости внуки проклянут, если ты казаков оставишь в такой неволе.

На это тоже подвыпивший Мазепа ответил:

— То не я, не моя то воля, сами знаете, кто виноват в этом. Даст бог, покончим с ярмом Петровым, не за горами тот день…

Это и еще кое-что припомнил сейчас Кочубей. Он и раньше задумывался, но таил свои догадки — сам их боялся.

Теперь, приехав домой, Кочубей долго беседовал с женой.

— Чего же ты раньше молчал, грех брал на душу? Таил такие дела мазепины? Разве тебе генеральным судьей быть? Эх, ты! Ну, да хоть теперь надо вывести его на чистую воду.

— Как выведешь, чем докажешь? Трудно будет одолеть нам его. Боюсь я кому-нибудь слово молвить. Ты-то не знаешь, а я знаю, какие уши у гетмана, чуть ли не по всему свету.

— Не бойся ничего. Давай попробуем послать туда Микиту, он сметливый хлопец. Сиротой взяли мы его в дом, в люди вывели, он нас не доведет до гибели.

Выслушав все, Микита согласился пробраться на Поросючку.

— Если попадешься, Микита…

— Скажу, что к Мелашке шел. Да оно и правда, Мелашка сама ко мне подкатывалась.

В этот вечер гетман сидел за столом один и с нетерпением ждал, когда в соседней комнате Орлик закончит писать.

— Скоро ты? — то и дело кричал в открытую дверь Мазепа.

Орлик писал молча. Гетман задумался. По лицу скользнула улыбка. «Мотря, верно, не спит еще. Ждет. Что бы ей такое подарить назавтра? Демьян что-нибудь придумает».

— Княгиня Дольская через одного валаха письмо прислала, — раздался у него над ухом голос Орлика.

Мазепа даже вздрогнул от неожиданности, а Орлик спокойно положил, перед ним письмо.

— Почему раньше не доложил?

— Твоя милость наказал, чтобы личную корреспонденцию вечером подавать.

— Чорт ее просит об этой корреспонденции! Когда-нибудь погубит она меня. Волос долгий, а ум короткий. Читай!

Орлик приблизился к свече, прикрытой от глаз гетмана зонтиком, и вынул цифирное письмо. Вынул и другое, маленькое, сломал печать и только тут заметил посредине четко выведенное «Stanislaw crol». Быстро скользнул по письму глазами.

— Читай, чего молчишь? Ты же цифирные и без перевода читать можешь, да и ключ от них у тебя.

— Я без ключа любую цифирь разберу. Только тут одно письмо шифрованное, а другое — нет. Нешифрованное от Станислава.