|
Нахлынули воспоминания, причем, как ни странно, детские. Ностальгия, чувство жалости к себе, скорбь по утраченным надеждам и радостям были настолько сильными, что по моим щекам заструились слезы… Я больше не ходил в тот музей. Хотите знать, какая именно музыка воскресила во мне мир детства? Нет, не симфония Бетховена и не концерт Моцарта, а незатейливая песенка «Родительский дом»…
– Тут что, никто не работает? – спросил я у Клитассамины.
– Почему же? Кто хочет, тот работает.
– А как насчет обязанностей, от которых никуда не деться?
– Вы о чем? – озадаченно проговорила она.
– Ну, кто‑то же должен производить продукты питания и электроэнергию, убирать отходы и тому подобное…
– Этим занимаются машины. Неужели вы думаете, что люди могли так низко пасть? Мы еще не окончательно выжили из ума.
– А кто обслуживает машины?
– Они сами себя обслуживают. Механизм, который на это не способен, является не машиной, а более или менее простым инструментом, не правда ли?
– Наверно, – откликнулся я. Мысль Клитассамины показалась мне весьма здравой. – Получается, что лично вы бездельничали на протяжении… гм‑м… четырехсот лет, раз это тело у вас четырнадцатое?
– Как сказать. Я рожала детей. Трое из них, кстати, оказались вполне нормальными. Кроме того, я занималась евгеникой. У нас исследования в этой области ведет буквально каждый первый: все уверены, что уж им‑то непременно удастся открыть путь к спасению человечества. Увы, пока ничего подобного не случилось.
– А вам не надоело продлевать жизнь?
– Некоторые не выдерживают и отказываются от нового переселения, однако это считается преступлением: нельзя отвергать шанс на спасение. К тому же вы зря думаете, что мы живем скучной жизнью. При переносе человек попадает в совершенно неизвестный мир чужого тела. Должно быть, так чувствует себя весной молодой побег… Да и те железы, влиянием которых вы столь озабочены, тоже воздействуют на организм; вкусы и привычки меняются от тела к телу. Однако, несмотря на это, человек в общем и целом остается самим собой, сохраняет все воспоминания; он просто становится моложе, преисполняется надежд, думает, что уж на сей раз… А потом снова влюбляется, безрассудно и сладко, как будто впервые. Чтобы осознать, каково вновь обрести молодость, нужно дожить до пятидесяти.
– Понятно. Между прочим, я осознаю то, о чем вы говорите, поскольку до переноса находился в жутком состоянии. Но любовь… Целых четыре года я не смел думать о любви.
– Кто мешает вам подумать о ней сейчас?
– Что произошло с моим миром? Помнится, он шаг за шагом приближался к катастрофе. Должно быть, разразилась новая мировая война и почти все погибли?
– Вовсе нет. Все было гораздо прозаичнее. Он вымер – как и многие предыдущие цивилизации.
Мой мир со всеми его сложностями и противоречиями… Покорение расстояний и скоростей, стремительное развитие науки…
– Вымер, – повторил я. – Как же так? Этого не может быть. Наверняка что‑нибудь да случилось.
– Нет. Ваш мир погубил патернализм. В стремлении к порядку проявляется подспудное желание обеспечить собственную безопасность. Желание вполне естественное, однако средства, которыми его пытались осуществить… Ваш мир приобрел статичность, перестал развиваться и поэтому не сумел приспособиться к изменившимся условиям, разделив участь многих предыдущих культур.
Обманывать меня Клитассамине было незачем, однако то, о чем она говорила, попросту не укладывалось в голове.
– Мы надеялись на будущее. Учились, собирались достичь других планет…
– Вы были бесхитростны, как обезьяны, воспринимали каждое новое открытие как очередную игрушку, не задумываясь об его истинной значимости. |