– Милая Кидти, – сказал дядя Джак жалобно и подходя к матери, – не будьте так строги ко мне: я думал обогатить всех вас, право думал.

   Вошел слуга.

   – Велите отнести вещи мистера Тибетс в его комнату, и чтоб затопили камин! – сказал отец.

   – И – продолжал дядя Джак громче, – я обогащу вас непременно: все это у меня вот здесь. – Он ударил себя по лбу.

   – Погоди немножко, – сказал отец слуге, уже отошедшему к двери, – погоди, – сказал он испуганный, – может быть мистер Тибетс предпочитает остановиться в гостиница.

   – Остин, – сказал дядя Джак в волнении, – если б я был собака, не имел жилья кроме конуры, и вы пришли бы ко мне за ночлегом, я поворотился бы и отдал бы вам лучший клочек соломы.

   На этот раз отец насквозь растаял.

   – Примминс распорядится, чтоб устроить все в комнате мистера Тибетс, – сказал отец, Делая рукою знак слуге. – Кидти, душа моя, вели приготовить нам чего-нибудь получше к ужину и побольше пунша. Вы любите пунш, Джак?

   – Пунш, Остин? – сказал дядя Джак, прикладывая к глазам носовой платок.

   Капитан оттолкнул этажерку, прошел через комнату и пожал руку дяди Джака; матушка наклонила голову в фартук и вышла, а Скилль шепнул мне на ухо:

   – Все это происходит от желчных отделений! Нельзя понят этого, не зная особенную, превосходную организацию печени вашего отца.

   Часть одиннадцатая.

   Глава I.

   Эгира совершилась; мы все основали свое пребывание в старой башне. Книги отца приехали с транспортом и спокойно расположились в своем новом жилище, наполнив покои, назначенные их владельцу, включая спальню и две других комнаты. Утка тоже приехала, под крылом миссисс Примминс, и помирилась с садком, у которого отец нашел дорожку, вознаграждающую его за персиковую, в особенности же с тех пор, как он познакомился с разными почтенными карпами, которые позволяют ему кормить себя послеутки: отец естественно гордится этой привиллегией (когда кто другой подходит, карпы сейчас разбегаются). Все привиллегии ценятся тем выше, чем исключительнее наслаждение ими.

   С той минуты, когда первый карп съел хлеб, брошенный ему отцом, мистер Какстон решил про себя, что столь доверчивая порода никогда не должна быть принесена в жертву Церере и Примминс. Но все рыбы владений моего дяди находились в непосредственном распоряжении Протея Болта, а Болт не такой человек, чтоб позволить карпам есть хлеб, не платя дани нуждам общины. Каков господин, таков и слуга. Он был более Роланд, нежели сам Роланд, в своем уважении к звучным именам и древним фамилиям, и на эту-то удочку отец мой поймал его с такою ловкостью, что если бы Остин Какстон был рыболовом, он непременно каждый день наполнял бы корзину свою по края, будь солнце или дождик.

   – Заметьте, Болт, – сказал отец, начиная искусно, – что эти рыбы, как ни глупы кажутся они вам, способны к силлогизмам; если они увидят, что пропорционально к ихучтивости ко мне вы будете уничтожать их, он сведут свои расчеты и откажутся от знакомства со мною.