Генрик Сенкевич. Семья Поланецких
Без догмата - 2
ГЛАВА I
Был час пополуночи, когда Поланецкий подъезжал к кшеменьской усадьбе. В детстве он дважды бывал там на каникулах с матерью, дальней
родственницей первой жены нынешнего владельца Кшеменя, и теперь пытался припомнить эти места, но давалось ему это с трудом. Ночью, при луне, все
принимало иные очертания. Над кустарником, лугами и пашней низко стлался белесый туман, преображая все в безбрежное озеро, и впечатление это
усиливалось благодаря дружному лягушачьему кваканью. Была ясная, лунная июльская ночь. По временам, когда умолкали лягушки, с росистых лугов
доносился крик дергачей, а на заболоченных прудах за ольховником изредка, будто из-под земли, ухала выпь.
Поланецкий не мог не поддаться очарованию этой ночи. От нее повеяло на него чем-то родным, близким, и близость эту ощущал он тем сильней,
что давно не был здесь, всего два года как вернувшись домой из-за границы, где провел раннюю молодость и занимался коммерцией. И, подъезжая
сейчас к спящей деревне, он вспомнил детство, мать, которой уже пять лет не было в живых, и все огорчения и беды той далекой поры показались
сущими пустяками по сравнению с теперешними.
Наконец бричка въехала в деревню. У околицы на бугре стоял сильно покосившийся крест, готовый вот-вот упасть. Поланецкий помнил этот крест:
здесь когда-то зарыли человека, который повесился в ближнем лесу, и люди долго боялись потом проходить ночью мимо.
За крестом начинались первые хаты. Но в деревне все уже спали. Ни одного оконца не светилось, лишь, насколько хватал глаз, в лунном сиянии
купались кровли, казавшиеся на фоне ночного неба серебристо-белыми. Стены мазанок отсвечивали бледно-зеленым, иные же, в гуще вишневых садов, за
высокими подсолнухами или тычковой фасолью, совсем тонули в тени. Во дворах тявкали собаки но сонно, как бы вторя вразнобой отдаленному кваканью
лягушек, крикам выпи, дергачей и всем тем звукам, которые полнят летнюю ночь, лишь усиливая впечатление тишины.
Медленно катившаяся по рыхлой песчаной дороге бричка въехала в темную аллею, испещренную бликами лунного света, проникавшего сквозь листву.
Слышно стало, как пересвистываются ночные сторожа. В конце аллеи белел дом, несколько Окон еще светились. На стук колес на крыльцо выбежал
мальчик и помог Поланецкому вылезти. Подошел и ночной сторож с двумя белыми дворнягами, как видно, молодыми и добрыми: вместо лая обе принялись
ластиться к приезжему, прыгая на него и так бурно выражая свою радость, что сторож палкой вынужден был умерить их пыл.
Мальчик вынес вещи из брички, и спустя мгновенье Поланецкий очутился в столовой, где его ждал накрытый к чаю стол. У одной стены стоял
ореховый буфет, рядом с ним - часы с массивными гирями и кукушкой. На другой стене висело два скверных портрета, изображавших дам в нарядах
восемнадцатого века; посередине стоял стол под белой скатертью, вокруг него - стулья с высокими спинками. Ярко освещенная комната с кипящим
самоваром, от которого подымался пар, выглядела уютно и приветливо.
Поланецкий стал прохаживаться вдоль стола, но сапоги слишком резко скрипели в этой тишине, и он подошел к окну, глядя на залитый луной
двор, где встретившие его так радостно белые дворняжки гонялись теперь друг за дружкой.
Немного погодя дверь из соседней комнаты отворилась, и вошла молоденькая девушка - дочь владельца имения от второго брака, как догадался
Поланецкий.
|
