Нисоред был связан «паутиной Конгетларов». Лагерь свернут, а маленькое парусное судно приготовлено к отплытию. Когда Конгетлары, веселясь и балагуря, пили кислое вино из Чары Победы, они заметили парус у входа в гавань. Это было более чем странно – старый порт Калладир огибали десятой дорогой все благоразумные кормчие.

Когда Герфегест, Лака и прочие Конгетлары смогли различить герб, которым был украшен парус приближающегося судна, никто из них не проронил ни слова. Серебряный горностай в белом поле. Герб Конгетларов. Это означало, что произошло нечто непредвиденное.

8

– Они убили Теппурта и его людей три недели назад, – сказал Вада, чьи некогда правильные и красивые черты лица были изуродованы свежими шрамами до неузнаваемости. Лака Конгетлар бесстрастно кивнул. Идущий Путем Ветра принимает утраты с достоинством.

Вада был силен духом, но даже его лицо исказилось гримасой скорби, когда он вынул из кожаной мошны, висящей у его узорчатого пояса, перстень главы Дома Конгетларов. Алмаз, оправленный в серебро. Символ власти Дома. Вада ни словом не обмолвился о том, что за этот перстень заплачено жизнями шестерых Конгетларов, не говоря уже о несчетных жизнях Эльм‑Оров. Вада не стал рассказывать сколь многое совершил он, чтобы вернуть перстень, снятый воинами Эльм‑Оров с пронзенного стрелой Теппурта и передать его, как велела освященная веками традиция, новому главе Дома Конгетларов, которым теперь стал Лака.

Безмолвный, хотя и весьма удивленный. Лака принял перстень, и остальные склонили головы. Ритуал передачи был свершен, и отныне судьбы Конгетларов пребывали в руках Лаки.

– Продолжай, Вада.

– Две недели назад они сожгли Наг‑Туоль. Мы не смогли выдержать осаду. Наш флот уничтожен, – голос Вады, столь любезный дамам всех Семи Домов, был тверд, словно лед, покрывающий Бездну Края Мира.

Молчание – лучше никчемных слов. Но даже сдержанность Лаки Конгетлара имела свои границы.

– Что случилось с женщинами? – спросил Лака, отец трех дочерей.

– Они дали им яд, – отвечал Вада. – Известно ведь, что из Конгетларов выходят справедливые господа и никудышные рабы. Они не взяли их.

Навряд ли Лака предпочитал, чтобы его дочери стали рабынями в императорских женских покоях. Но их смерть, пожалуй, была для него еще меньшим утешением. На какое‑то время Герфегест перестал слушать Ваду. Непрошеные слезы застилали его глаза – известие о падении Наг‑Туоля было известием о смерти его возлюбленной, тринадцатилетней лилии с медового цвета волосами. Не одну ночь провел Герфегест в замке Наг‑Туоль, но каждую проведенную ночь в Наг‑Туоле он вспоминал с замиранием сердца, мысленно трепеща в объятиях своей юной возлюбленной. Она отдавалась Герфегесту с искренностью и беззаветностью юности, оставив без внимания людскую молву. Герфегест платил ей любовью за любовь, но теперь, похоже…

– …Обитель Ветра пуста, и Зикра Конгетлар мертв. Они не сдались живыми.

Двоюродный дядя Герфегеста опустил голову на руки, но ни одним звуком не выдал своего отчаяния – среди питомцев мастера Зикры был его единственный сын.

– У нашего Дома нет будущего, – каждое слово Вады было тяжело словно молот. – У нашего Дома нет настоящего. Наши земли захвачены.

Вада умолчал о том, что его замок – второй по величине замок рода Конгетларов – утоплен в крови, а он предпочел спасение смерти лишь потому, что долг чести велел ему поставить в известность о происходящем последних Конгетларов. А еще потому, что вассальный долг велел ему свершить ритуал передачи серебряного перстня с алмазом. Вада был единственным Конгетларом, кто знал местопребывание отряда Лаки. Именно поэтому он приплыл в Пояс Усопших.