|
— Моя мать приезжала повидаться со мной, — сказал молодой человек. — Войдя в эту комнату и увидев меня, она усомнилась на миг. Лишь на миг, но все ж таки усомнилась! — Как она? — Овдовела. Богата. Живет на Кипре. Александр поколебался немного, потом продолжил: — Она еще сказала, что только кажется, будто мы кого-то выбираем. За нас всегда выбирает случай. — У греков всегда было пристрастие к трагическому, — сказал Себастьян. Но подумал, не было ли другой причины, по которой он избежал женитьбы. — Полагаете, у меня оно тоже есть? — спросил Александр шутливо. — Вы не узнаете этого, пока сами не окажетесь в ситуации, от которой будет зависеть ваша жизнь. Либо вы покоритесь судьбе — и она будет трагичной, либо же сможете ее превозмочь — и она будет героической. Как наши дела в банке? — спросил Себастьян, чтобы сменить тему разговора. — Процветают. Должен поставить вас в известность: я рискнул предоставить заем в десять тысяч фунтов Объединенной Английской торговой компании. Под пятнадцать процентов. — Вы не могли поступить иначе, ведь банк Бриджмена и Хендрикса — английский. Ответ удовлетворил Александра. Он вопросительно поглядел на отца: — Вы по-прежнему хотите отыграться? Этот малый был решительно очень памятлив. — Соломон сказал мне, — продолжил молодой человек, — что ваше отрочество было трагичным. Опять это слово. — Он вам сообщил еще что-нибудь? — Нет. Но подтвердил, что вам надо отыграться. — Я думаю об этом, Александр, думаю. Себастьян вздохнул и убрал медальон в ящик. Снега в феврале 1757 года выпало много, но дни становились длиннее. Он вспомнил первую речь, которую произнес перед братьями в Мюнстере, после своего приема в Великую ложу. Гроб. Красный покров на лице — саван с нарисованными кровавыми слезами. Острия восьми шпаг, коснувшихся его груди. Снятие покрова. Возрождение и приглашение встать. Рукопожатие, заставившее вздрогнуть великого магистра. Объятие. Речь магистра. В качестве исключения, о котором просил великий магистр и с чем согласилось большинство, его возвели в ранг полноправного каменщика всего через три дня после того, как он был принят учеником. А позже, в соседнем зале, новые братья одобрительно выслушали его речь о союзе возвышенных умов, цель которого — не допустить, чтобы в делах человеческих возобладала звериная жестокость. Во время своей речи Себастьян думал, что, как это ни парадоксально, жестокость, лишившая его собственной личности и вынудившая восстать, выковала ему другой характер, гораздо более крепкий, чем был бы у Исмаэля Мейанотте. Правильно ли он усвоил масонскую науку? Или же она влечет за собой новые идеи? — Если необходимо, надо навязывать мир силой, — утверждал он. — Но только в том случае, если дух убеждения и дипломатии потерпит неудачу. Ибо мир и нравственный закон идут рука об руку. Себастьян посмотрел на лоскут ярко-алой шелковой ткани, лежащий на кресле, — квадрат величиной с половину шали. Ничего подобного никто и никогда не видел. Этот красный цвет буквально сверкал. Словно был вырван у самого солнца. А голубой шелк, сушившийся на веревке? Будто извлечен из самого сердца лазури! Вот еще один эффект иоахимштальской земли, который он открыл. |
