|
Мне неизвестно, кто его забрал. И я не желаю этого знать. Я был бы готов взять на себя воспитание ребенка, если бы это было дитя любви, а не плод двойного недоразумения. Себастьян тяжело вздохнул. «Двойное недоразумение», именно так и он мог бы назвать порыв баронессы Вестерхоф. Но более всего его поразила необычность этой истории: женщина, исступленно преданная короне, дала жизнь ребенку от мужчины, которому не было никакого дела до престола Романовых. — В этом-то и кроется причина моего долгого молчания, — продолжал Александр. — От всех этих событий я впал в меланхолию. Каждый мужчина желает, чтобы его семя произрастало в единении двух душ. А вышло не так. Себастьян задумался: разве его краткая, как вспышка молнии, связь с матерью Александра Данаей не представляла собой то же самое? Можно ли эту неистовую, исступленную страсть двух молодых людей той ночью в Констанце назвать любовью, связавшей две души? Скорее, это было стихийное бедствие, удар молнии о влажную землю… Александр неотрывно смотрел на отца, словно догадываясь, о чем тот думает. — Мне известно, какие чувства питает к вам моя мать, — с улыбкой произнес он. — И я также знаю, что, сложись ваша жизнь по-другому, вы могли бы жить рядом. — Это все-таки ваш сын, — заметил Себастьян, — и даже если у вас появятся другие, это ничего не изменит. Я хорошо понимаю вашу строгость, понимаю также, какую вам нанесли обиду. Но когда горечь немного рассеется, вы станете смотреть на все по-другому. За что этот ребенок обречен нести бремя иллюзий своей матери? Меня вовсе не обрадует, если его отдадут кормилице, подбросят кому-нибудь, как приблудного щенка, а он даже не будет подозревать о той несправедливости, которая сделала из него подкидыша. Александр надолго задумался. — Как я смогу воспитать ребенка без матери? — Это не столь уж и редкий случай. Любовь одного из родителей стоит больше, чем отсутствие всякой любви. Александр, казалось, был потрясен. — Вы правы, отец, и мне стыдно. Я бессердечный отец. — Ну так разыщите его, пока он не достиг сознательного возраста и не понял, что его бросили. Сколько ему сейчас? — Думаю, около трех месяцев. — Он — ваше продолжение. — Как и я — ваше? — Вы станете им, только если сами захотите. Разве я вас когда-либо принуждал? — Нет. Поначалу вы меня поразили. Затем очаровали. Ваша отстраненность от всего и вся, от людей, от обстоятельств, от неприятностей… Я видел вас опечаленным только после смерти Соломона Бриджмена. И мне захотелось стать вами. Себастьян удивленно приподнял брови. — Какая разница, кем мы являемся. Личность — всего лишь плод досужего воображения. Мне хочется надеяться, что если вы что-то и хотите приобрести, так это мои достоинства. Ведь Себастьяна де Сен-Жермена просто-напросто не существует. Ни под этим именем, ни под каким-либо другим. В первый раз он позволил себе этот намек. Александр был сбит с толку. — Вы?.. — Страдания, наслаждения, удивление, любопытство… Вот из чего состоит обычная жизнь. Вы полагаете, этого достаточно, чтобы создать человека? Страдание вас разрушает, удовольствие разлагает. |
