Любопытство достойно одобрения, поскольку это свидетельство вашей пустоты.
Истинная простота и скромность человека — это его любопытство, свидетельство его невежества. Только дурак нелюбопытен.
— Как вы можете жить, подвергая себя таким лишениям? — Александр был ошеломлен.
Себастьян рассмеялся и взял ягодку клубники из вазы на столе.
— Не путайте лишения с убожеством. Мне уже за пятьдесят, и я отнюдь не считаю себя несчастным.
— А что вы делали в России? Все эти потрясения, смутные отголоски которых я застал, должно быть, показались вам совсем ничтожными?
— Я бы скорее назвал их жалкими… Битва диких зверей в ночи.
— И что же?
— Необходимо было любой ценой помешать Петру Третьему править дальше. Он был как камешек, попавший в шестерню. Он мог все сломать. Он
достоин был править, только если бы способствовал гармонии и процветанию своей страны. Но это было далеко не так. Вступив в союз с
Фридрихом, они бы учинили немыслимые бедствия своими войнами. Я способствовал его устранению. Полагаю, что я все сделал правильно. Я всего
лишь служил гармонии.
— Вы человек просвещенный. Существует ли иная преемственность, кроме преемственности плоти?
— Нет, существует лишь ваше бессмертие.
Это утверждение совершенно сбило Александра с толку.
— Я вас не понимаю.
— Если слиться с природой, вы продолжите жить и по окончании вашего земного существования, потому что познаете потусторонний мир еще
при вашей жизни.
— Вы хотите сказать, что, слившись с Богом…
Себастьян покачал головой.
— Я этого не говорил. Я сказал «природа», или мир, если вам угодно.
— Но почему не Бог? — допытывался Александр.
— Потому что я не могу употребить слово, значения которого не знаю.
Было видно, что ответ привел Александра в замешательство.
— Но как могу я слиться с природой?
— Это, если угодно, вопрос дисциплины. Как именно? Путем самоограничения. Погасив пламя своих страстей.
— Я не настолько себя знаю.
— Счастливый! Но уверяю вас, то, что вы принимаете за безразличие, на самом деле не имеет ничего общего с равнодушием или скукой.
— В чем же состоит порок страстей?
— Это пламя. Человек полагает, будто оно согревает, на самом же деле оно только обжигает.
— А скука?
— Это могила чувств.
Александр рассмеялся.
— Жаль, что мы видимся так редко, — произнес он. — Вы согреваете мне сердце и душу, но — будьте покойны — не обжигаете их.
— Вы же знаете, мои дома — это ваши дома, и незачем дожидаться получения наследства.
Александр покачал головой, затем, оглядев стол, заметил:
— Я вижу, что вы питаетесь обычной едой. Между тем о вас ходит легенда, во всяком случае в Лондоне, будто вы сыты одним лишь чистым
воздухом.
— Я и в самом деле отнюдь не отдаю должное кухням господ. В России и Германии блюда подают невозможно переперченными. С помощью перца,
гвоздики, муската, шафрана и бог знает чего еще повара пытаются заглушить неприятный привкус дичи, которую подстрелили их хозяева. |