|
— Но объясните мне теперь это имя — Салтыков. Алексей Орлов улыбнулся и погладил подбородок. — Мой добрый друг, вы же знаете, армия целиком привержена русской партии. Сен-Жермен — не самое удачное имя для русского генерала. Стало быть, нужно было что-то русское, вот императрица и выбрала это. — Но ведь существует же настоящий Салтыков, вы это прекрасно знаете! — В самом деле, его назначили воспитателем великих князей. И он в курсе, что у него появился родственник с такой же фамилией, — ответил Орлов, по-прежнему улыбаясь. — То есть я? — Верно. Неужели вам зазорно состоять в родстве с воспитателем детей самой императрицы? — Нет, что вы, это высокая честь, — ответил ошеломленный Себастьян. — Но означает ли это, что я должен принимать участие в ваших войнах? — Если мы и дальше сможем пользоваться вашими добрыми советами, это будет в согласии с вашим званием. Но никто не упрекнет вас в дезертирстве, если вы не ринетесь в ближайший же бой. При этих словах Алексей Орлов встал, подошел к двери, кликнул Федора и попросил его принести некую красную сумку, лежащую под кучерским сиденьем его кареты.[49] Через несколько минут Федор вернулся, вручил сумку своему брату и вышел. Алексей открыл ее, достал оттуда футляр с гербами, а из него пергаментный свиток, который и протянул Себастьяну. «Мы, Екатерина II, Императрица Всея Руси…» Легкое головокружение охватило Себастьяна. Граф Салтыков назначался в штаб со званием генерала и советника ее императорского величества. Императорская печать подтверждала подлинность документа. — Но Салтыков! — воскликнул он. — Прочтите вот это, — отозвался Орлов, протягивая Себастьяну другой документ. Новая грамота занимала целых две страницы: в благодарность за услуги, оказанные престолу, ее величество жаловала графу де Сен-Жермену имение Ново-Лиево в две сотни гектаров, равно как усадьбу и два хутора близ Старицы, и возводила его в графское достоинство. — Удовлетворены теперь? — спросил Орлов. — Как может быть иначе? — Григорий все предусмотрел. Себастьян задумался. Его судьба оказалась связана с судьбой русского императорского трона теснее, чем он предполагал. — А скажите мне, — продолжил Алексей, — как поживает ребенок, которого от вас родила баронесса Вестерхоф? — Увы, никак. Умер от крупа. Все мои познания в медицине оказались бессильны его спасти. — Жаль. Как вы, возможно, знаете, он приходился двоюродным братом царевичу Павлу. Себастьян вспомнил, как пришлось забирать ребенка из Санкт-Петербурга и как принцесса Анхальт-Цербстская призналась, что баронесса была единоутробной сестрой императрицы. Орлов долго смотрел на графа испытующим взглядом. — За ребенком приезжали вы сами или ваш сын? — Я. А почему вы спрашиваете? — Григорию показалось, что у вас какой-то странный, рассеянный вид. — Еще бы! — ответил Себастьян. — Жаль, что ребенок умер, — продолжил Орлов. — Быть может, вы могли бы стать отцом будущего царя. — Что вы такое говорите? — То, что вы слышали. |
