— Ваш отец мертв, — ласковым голосом произнес Трипитака. — Он мертв уже три года, а тот, кто сидит на его троне, — самозванец. — Затем, обратясь к обезьяньему Королю, приказал: — Отпусти его.

Король разжал пальцы, и принц второй рукой стал массировать запястье, глядя на Трипитаку широко раскрытыми глазами.

— Что за глупости ты говоришь! Я всего лишь вчера виделся со своим отцом, и он был здоров и приветлив, как всегда!

— Вы виделись с чародеем, укравшим его облик, — отвечал Трипитака, а затем начал рассказывать принцу всю историю с самого начала. По мере того как Трипитака рассказывал, глаза принца становились шире и шире.

А когда Трипитака закончил рассказ, принц наклонил голову, опустил подбородок на грудь и потухшими глазами уставился в пол.

Наконец юноша поднял голову.

— Может, все так и есть, как ты рассказал, — промолвил он, — но я не могу поверить твоим словам безоглядно, хоть ты и святой человек. Чем ты можешь доказать все сказанное?

Трипитака молча сунул руку в складки своей одежды и извлек оттуда пластинку из белого нефрита.

С возгласом, идущим, казалось, из самого сердца, принц схватил пластинку.

— Мой отец никогда не расставался с ней! Как тебе удалось ее украсть? Когда? — Не дожидаясь ответа, он кинулся к дверям с криком: — Стража! Стража! Арестовать этих воров!

Свинтус сделал несколько быстрых шагов и, уставившись в лицо принца тяжелым взглядом, преградил ему дорогу к двери.

— Пожалуйста, не делайте этого, ваше высочество. Мы — не воры.

— Нет, вы — воры, воры, эта пластинка — наша семейная реликвия! — в неистовстве кричал принц, вытянув дрожащую руку в сторону Трипитаки. — Эта пластинка является собственностью королей Королевства Борона со времени основания династии! Мой отец получил ее от своего отца и передаст ее, когда наступит черед, мне!

Трипитака смотрел на принца, не произнося ни слова.

Принц дрожащей рукой гладил пластинку, не сводя при этом глаз с Трипитаки.

— Так ты и вправду не украл ее?

— Нет, не украл, — ответил Трипитака. — Призрак, о котором я вам рассказал, передал ее мне.

Принц был в смятении, но сохранял самообладание немалым усилием воли.

— Я не могу поверить тебе! Ты мог украсть пластинку у него из кармана, когда король проходил сквозь толпу! А может, он в порыве кратковременного безумства передал ее храму?

Трипитака в изнеможении вздохнул, но тут Ши, обратясь к принцу, сказал:

— А почему бы не спросить вашу мать?

Лицо принца стало мертвенно-бледным.

Он в бешенстве уставился на Ши:

— Ты что имеешь в виду?

— Только то, — отвечал Ши, разведя руки в стороны, — что никто не знает мужчину лучше собственной жены. Если с ним произошли какие-либо перемены, то кто скорее всех их заметит?

Принц с недоверием и опаской посмотрел на него:

— В каком смысле?

Ши вздохнул: определенно, в некоторых вопросах принц был совсем ребенком.

— Ну, спроси мать, любит ли король ее так, как прежде.

Принц все еще не отводил взгляда от Ши, но бледность сошла с его лица, и око вновь начало приобретать первоначальную смуглость. Он порывисто поклонился и сказал:

— Благодарю за хороший совет. Я попробую ему последовать. Если ока скажет, что он охладел к ней или изменился, я вернусь и попрошу вас помочь мне в отмщении. — Он повернулся на каблуках и твердой походкой направился к двери.

Трипитака встретился глазами со Свинтусом и кивнул. Свиноголовое существо, сделав над собой усилие, посторонилось.