– Спит она? – прошептала Мария.

– Да. – Хартман поднялся, разминая затекшие ноги, и стряхнул крошки с брюк. Видно было, что в это дежурство голодать ему не пришлось.

– Тебе удалось с ней поговорить?

– Она отвечает врачам и сестрам, а мне – нет.

Мария рассказала, что Моне кто‑то звонил.

– Что будем делать?

– Я останусь здесь. – Хартман отхлебнул горячего кофе и сморщился. – Если звонил родственник, он бы хоть как‑то дал это понять. Сказал бы, например, что здесь лежит его мама. Правильно?

– Да. А почему Мону положили именно в эту палату? Не очень‑то хорошее место, с точки зрения безопасности.

– Согласен. Эк говорит, в других мест не было.

– При первой же возможности надо перевести ее в другую палату.

– Вот что мы сделали в прошлом году к первому апреля. – Медсестра из ночной смены разглядывала свое творение. – Видите, кукла‑пациентка, волосы из овчины, вместо лица – нейлоновый носок, набитый ватой. У нее даже капельница стоит – шланг идет в катетер, спрятанный под одеялом. Вместо ног положили свернутые одеяла. Здорово, правда? Я даже ей назначения написала: зубы ящерицы, три капсулы четыре раза в день, ножки ужа – две штуки на ночь. Сестра из дневной смены подумала, что это средства народной медицины. Кормить апрельскую пациентку надо было овсянкой через зонд со специальным счетчиком капель, к которому прилагалась инструкция. Еще ей следовало давать специальную смесь из трех антибиотиков, о которых никто никогда не слышал. Кроме того, о ее семейном положении мы написали в карте, что ее муж ушел к соседке, а телефона у них нет. Хорошенькое начало утренней смены! Они на это фактически повелись. Пациентка прожила почти сутки, и каждая смена заносила данные о ее состоянии в историю болезни. Вот сейчас, если выключим лампы, то не отличить от настоящей больной.

Хартман приоткрыл окно, сел и стал ждать в темноте. Он надеялся, что Трюгвесон ничего об этом не узнает. Иначе, если ночь все‑таки пройдет спокойно, завтра над ними вся полиция Висбю станет потешаться.

– По четвертой программе сегодня хороший фильм, – сказала Мария и посмотрела на Мону, которая сидела в постели и пила чай. – «Дом духов». Не видели?

– Нет, – сказала Мона. Лицо ее впервые чуть оживилось.

– Мне кажется, он вам понравится. Он о том, что хорошие и плохие поступки – как круги на воде, и волны от них возвращаются к нам снова и снова. Местами, кстати, очень романтичный фильм. В главной роли – Мерил Стрип.

– Что, иностранный фильм? Тогда – нет, не надо. Я без очков не вижу титры. А сейчас я хочу спать.

Мона в ночной рубашке захромала в туалет, Мария шла за ней со штативом капельницы и полотенцем. Отчего не помочь, раз уж она все равно сидит в палате. Но Мона всем своим видом показывала, что общаться не хочет. И не говорила ничего, кроме самого необходимого.

– Кто‑то звонил и вас спрашивал. Не знаете, кто бы мог позвонить и не назваться?

Мона уронила зубную щетку на пол и медленно наклонилась, чтобы поднять ее. Мария тоже наклонилась, и их глаза встретились. Мона отвела взгляд.

– Я не знаю, – сказала она холодно. – Оставьте меня в покое.

– Нам кажется, кое‑что вы все же знаете. Если вы мне это расскажете, мы сможем вас защитить.

Мона закатила глаза:

– От кого?

– Это вы мне скажите. Ничего хорошего, если и дальше все будет так продолжаться! Нелегко ведь нести все в себе.