|
Вот оно! Мария почувствовала, как в теле вскипает адреналин, иголками покалывая в кончиках пальцев. Усталость мгновенно исчезла. В голове закружились мысли: «Что это? Ошибочный сигнал?» Но нет, из четвертой палаты действительно поступил вызов! Надо надеяться, медсестра уже позвала подмогу, как они договаривались. С затекшими мышцами, в бронежилете Мария бросилась в четвертую палату, держа руку на кобуре. Сердце стучало все чаще, пока она, прижавшись спиной к стене, доставала табельный пистолет. А потом бесшумно скользнула в палату. Понемногу глаза привыкали к темноте, и в сером сумраке стали проступать очертания предметов. Хартман отключил сигнал. Мария села на корточки за кроватью. Снаружи хлопнула дверца машины, и наступила тишина. Потом раздались шаги по пандусу. Нерешительные: шаг – пауза, потом еще шаг. Хартман спрятался за креслом. Мария прокралась вдоль стены и встала рядом с открытым окном. Лицом ощутила ветерок с моря. Черная тень среди темно‑серого мрака становилась все отчетливей. Движения теперь были точными и быстрыми. Рука ухватилась за подоконник, затем приоткрыла окно. Мария слышала свое дыхание, удары собственного пульса под кожей. Во рту было так сухо, что она не могла сглотнуть. В комнату просунулась нога в грубом башмаке. Потом и все остальное туловище с трудом протиснулось в узкую створку окна. В соседней палате раздался звонок вызова. Из коридора донеслись торопливые шаги и шепот. Человек уже был в комнате. Мужчина, ростом с Хартмана. В его руке, прижатой к бедру, что‑то было, что‑то узкое и длинное. Словно лунатик, он приблизился к постели и взялся за одеяло.
– Мона! Проснись! – Он наклонился над куклой. – Полиция! Бросай оружие! – закричал Хартман. Мария в единый миг подскочила к мужчине и выхватила у него продолговатый предмет. Он оказался совсем не тяжелым и шлепнулся на пол с глухим стуком, как рулон туалетной бумаги… – Какого черта? – прошипел мужчина, когда Мария заломила ему руку за спину. В это время на потолке зажглась лампа. Предмет оказался букетом в зеленой оберточной бумаге. Где‑то далеко взвыли полицейские сирены. Мария поняла, что Арвидсон и Эк далеко не уезжали, ожидая вызова.
Глава 44
– Как вы могли упустить из виду Мону Якобсон? – проворчал Трюгвесон. Но выглядел он довольным. Даже смотрел по‑другому, поэнергичнее, что ли. – Мона потребовала, чтобы ее отпустили домой, едва я вышла из ее палаты. Она, должно быть, проснулась от сигнала. Персонал не имеет права удерживать пациентов насильно. Ее уговаривали остаться, но она сорвала капельницу и убежала из отделения. И успела добежать до Тропы Любви, что идет под Виселичной горой, когда ее догнал Арвидсон. – Она что, опять в инфекционном? – усмехнулся Трюгвесон, но поймал недоуменный взгляд Марии, и лицо его посерьезнело. – Да. Эк проводил ее в больницу. И теперь он там с ней. – А нужно ли это, раз подозреваемый уже задержан? Мария расслышала иронию в его голосе, но слишком устала, чтобы съязвить в ответ. – Это тебе решать. Я считаю, есть риск, что она может причинить себе вред или уничтожить доказательства. – Я переговорил с прокурором насчет обыска дома у Хенрика Дюне. Он обещал выдать ордер. Кроме того, мы остановим дорожно‑ремонтные работы в Тофте. Я знаю, что дорожное управление будет возражать, но интересы следствия все же важнее, чем удобство туристов. Дюне ведь мог закатать под асфальт орудие преступления. Мария, иди домой, ложись спать. – Трюгвесон взглянул на Марию. – Ты выглядишь ужасно. Забирай Хартмана, и уходите оба. Он уже пролил кофе себе на воротник. Только позорит мундир, ха‑ха! Мария нехотя улыбнулась. Когда на работе все клеится, то Трюгвесон держится вполне прилично. |
