– Ты сам сказал, что не веришь, будто Хенрик виновен в обоих убийствах. Был ли у него хоть какой‑то мотив? Допустим, он мог нечаянно убить Вильхельма, но Биргитту ему убивать было незачем. В этом вопросе я с тобой согласна, – сказала Мария. – Правда, здравый смысл подсказывает, что именно Дюне – тот, кого мы ищем. Однако всегда принято искать кого‑то третьего, какого‑нибудь анонима. Сколько раз мы слышали эту песенку про таинственного неизвестного, и тем не менее… Тем не менее – все это похоже на правду.

– И этот неизвестный кто‑то подбросил оружие в дом Хенрика, а кочергу – под асфальт. Слишком надуманно. Концы с концами не сходятся.

– Чья идея была снять асфальт?

– Трюгвесона. – Хартман опешил.

– Ага, и он к тому же диабетик. Понимаешь, о чем я?

– Конечно! Но я бы не стал этого утверждать. По‑моему, ты все же ошибаешься. Усталость, видно, сыграла с тобой злую шутку.

Они расписались на вахте у стажера и вышли на парковку. Тот проводил их взглядом, бледный от волнения. Сделанного не воротишь. Он лишь надеялся, что Мария Верн не станет об этом распространяться. Во всяком случае, ей он доверял больше, чем кому‑либо другому. Если он ошибся, то уйдет отсюда и больше никогда не вернется! В этом он себе поклялся.

Они припарковались у Пороховой башни и прошли через Рыбную площадь к Рыбному переулку. Марию осенило, что они уже у самого Ботанического сада, а значит, Трюгвесон живет в двух минутах ходьбы от Башни Девы.

Рыбный переулок выглядел точь‑в‑точь как его изображают на открытках. Узкая улочка, сплошь увитая розами и клематисами. Узкие невысокие домики теснились один к другому, а пышно разросшаяся зелень в цветочных ящиках скрывала окна от посторонних взглядов.

Дверь оказалась приоткрыта. Мария позвонила, но никто не ответил. Она шагнула в темный коридор и услышала, что внутри дома кто‑то есть. Что она скажет, когда встретит Томми Трюгвесона? Это большой вопрос. Мария пошла на звук, миновала маленькую уютную кухню, где на окне росли пряные травы, и встала в дверях в спальню, жестом велев Хартману оставаться там, где он стоял.

– Меня зовут Мария Верн, я из полиции, – представилась она женщине, которая укладывала одежду в два больших чемодана, полноватой краснощекой блондинке лет пятидесяти со стрижкой «каре» и в синем батиковом сарафане.

– Меня зовут Лиллемур Трюгвесон, – ответила женщина.

– Вижу, вы укладываете вещи, – сказала Мария, присев на край кровати. – Что, вдвоем уезжаете?

– Нет, только я. Уезжаю от него.

Лиллемур тоже опустилась на кровать. Она выглядела очень растроенной.

– Я думала, это он пришел.

– Его нет дома?

– Нет. Я попросила его зайти, чтобы отдать ему ключ. Мне нужно только забрать одежду. Остальное мы потом поделим. У меня сил больше нет.

Мария молча кивнула в ответ.

Лиллемур тщательно сложила блузку, которую держала в руках, разгладила на ней каждую морщинку.

– Так странно… Живешь с человеком всю жизнь и думаешь, что его знаешь. Оказывается – нет. По крайней мере, в нашем случае. Я всегда понимала, что у Томми есть какая‑то тайна, к которой мне нет доступа. Что‑то, связанное с его прежней жизнью, еще до встречи со мной.