На следующей неделе Альфред и Барбара благословили свое заключение в Дувре, которое сделало их слишком подозрительными. Уединение у себя в доме позволяло им, даже находясь в Кентербери, сбросить странную пелену, которая висела над всем остальным двором. Когда они находились одни в своей комнате, им было достаточно уютно друг с другом и было о чем поговорить, вспоминая прошлое и строя планы на будущее, чтобы они могли забыть несчастья Англии.

Неловкость при дворе была вызвана не страхом. На той неделе, когда состоялась свадьба, подтвердились новости из Уэльса, что Лестер и Глостер загнали мятежных валлийских лордов в их последнюю цитадель. Лестер написал, что очень скоро собирается возвращаться в Кентербери, и казалось нежелательным продолжать переговоры с королем без него.

В тот же день, когда пришло письмо от Лестера, отец сказал Барбаре, что на следующее утро он должен уехать в свое поместье. При этой новости сердце Барбары упало. Ей показалось, что отец хочет избежать встречи с Лестером, и единственной причиной поспешного отъезда Норфолка она считала опасение, что Лестер обвинит отца в том, что тот оставил охрану побережья, чтобы присутствовать на свадьбе дочери. Когда она поделилась своими страхами с Альфредом, он улыбнулся и сказал, что она слишком беспокоится о своем отце. Его ни в чем нельзя было упрекнуть, объяснил он, так как все сообщения, пришедшие из Франции, подтверждали провал планов королевы Элинор вторгнуться в Англию.

Кроме того, Барбара видела, что Альфред тоже огорчен, и когда она спросила, почему, он отвел глаза, покачал головой и сказал, что у него нет других объяснений, кроме тех, которые он уже давал ей, – подавленность духа. Она спросила, не хотел ли он сразу вернуться во Францию, ведь цель его пребывания в Англии была достигнута, но он снова покачал головой, напомнив, что пообещал служить у принца по меньшей мере до тех пор, пока двор не отбыл из Кентербери.

Однако он был освобожден от этого долга. Саймон де Монфорт и граф Лестер прибыли в Кентербери в самом конце августа. Этот вечер Лестер провел у себя в кабинете со своим сыном Генрихом и племянником Питером; на следующий день состоялось несколько совещаний с французскими эмиссарами. На третье утро, когда Альфред явился в замок, чтобы присоединиться к Эдуарду, его встретил паж, который проводил его в покои графа Лестера. Двое мужчин немного знали друг друга – они встречались при французском дворе, но Лестер был намного старше, и они никогда не имели личных бесед.

Альфред поклонился, Лестер улыбнулся и указал ему на скамью, стоявшую рядом с его стулом.

– Я хочу поблагодарить вас, – заявил граф, – за то, что вы согласились, против собственного желания, служить принцу Эдуарду.

– У меня не было нежелания служить принцу, – Альфред встретил твердый взгляд больших глаз Лестера таким же твердым взглядом. – Мы с принцем Эдуардом – старые приятели по турнирам. Я был рад сделать для него что то.

Лестер снова улыбнулся.

– Я так понимаю, вы объяснили Генриху, что королю запрещено иметь в своем доме иностранных подданных. Никакой другой королевский дом тоже не должен иметь их, особенно если они назначены… гм… правительством.

– Да, но надеюсь, что мы справились с этой проблемой, не назначив меня на должность официально. Я не получал никакой платы и никакого дохода, и мне не была обещана благосклонность.

– Я еще раз благодарю вас, – заверил Лестер. – Это было очень великодушно. – Теперь он выглядел грустным и намного старше, чем когда улыбался; глубокие морщины лягли тяжелыми бороздами у него между бровей и на щеках. – К сожалению, сэр Альфред, немногие одарены подобным вашему великодушием. Большинству хочется считать, что каждый так же скуп, как они сами. Уже ходят разговоры, так что я должен попросить вас закончить службу у принца.

Альфред наклонил голову, чтобы скрыть смешанное выражение радости и грусти, а также в знак того, что он принимает решение Лестера.