Голицын отмечал ее рассеянность; когда он пытался заговорить с ней о выборе подходящей семьи для новорожденного, она смотрела непонимающе, словно он обращался к ней на чужом языке, и уходила от разговора. Это, по его мнению, не предвещало ничего хорошего, но князь надеялся на возвращение Адама, который как никто другой мог помочь ей пережить жестокую необходимость отказа от материнства.

Всю августовскую жару она просидела в саду, рядом с деловито шьющей Татьяной, лишь изредка отправляясь погулять к реке. Казалось, она полностью освободилась от всех страхов, от всех воспоминаний, равно как и от мыслей о будущем; в безмятежном ожидании она становилась все спокойнее и только круглела. Ее постоянно окружали женщины, успокаивающие своими рассказами о том, как все должно происходить, когда душа и тело самостоятельно готовятся к появлению на свет новой жизни.

Адам вернулся в Берхольское, как и собирался, в начале сентября. Был поздний вечер. Последние версты он проскакал вне себя от одолевавших его тревожных мыслей; беспокойство том, в каком состоянии он найдет Софи после нескольких недель отсутствия, немного отступившее на второй план за время тоездки, вновь охватило его. Образ Евы преследовал его. Ева, истекающая кровью; очень много крови, невероятно красной крови, которую невозможно остановить… Ее быстро сереющее лицо… Лужа крови под ней… За все годы службы ему не приходилось видеть, чтобы из одного человека могло вытечь так много крови.

Вдали, блестящая в лунном свете, показалась крыша усадьбы. Он пришпорил коня с леденящим душу ощущением, что впереди его ждет отчаяние и ужас. Страх перед неизвестным был настолько велик, что когда Григорий, неторопливо отпирающий засовы парадной двери, спокойно поздоровался с ним, Адам не поверил сообщению сторожа, что дома все живы и здоровы.

– Адам! Я услышал стук копыт и сразу подумал, что это ты. – Старик Голицын, в халате и ночном колпаке, спускался по лестнице. – Пойдем в библиотеку. Григорий принесет тебе поужинать. Уверен, что у Анны в буфете осталось что-нибудь вкусненькое. – Кивком головы пригласив его следовать за собой, он пошел вперед, шаркая по каменным плиткам пола.

– Софи?.. – Вся долго скрываемая тревога прорвалась в одном-единственном слове.

– Она в полном порядке, – заверил старый князь. – Должен признаться, я рад, что ты снова с нами. За последние недели дом стал напоминать родилку, а я чувствую себя здесь непрошеным гостем. – Он рассмеялся, но как-то невесело. – меня удивляет, что Софья не услышала твоего приезда. Впрочем, она сейчас рано ложится спать.

Войдя в библиотеку, князь первым делом взялся за графинчик и налил гостю водки.

– Это на нее не похоже, – заметил Адам, одним глотком осушив рюмку и тут же налив себе еще.

– Ты увидишь, как она изменилась, – улыбнулся Голицын. – Интересное положение все более решительно заявляет о себе, должен тебе сказать. Тирания плода, если хочешь.

– Она действительно хорошо себя чувствует? – недоверчиво переспросил Адам.

– Да, – кивнул князь, – но я, тем не менее, чего-то побаиваюсь. – Он уставился взглядом в решетку потухшего камина. Адам ждал продолжения с нарастающей тревогой. – Думаю, ей будет очень нелегко пережить разлуку с ребенком, – наконец высказал старик то, что у него наболело. – Если она не в силах будет заставить себя это сделать, придется ей с младенцем бежать от мести мужа.