Адам набрал растопки и развел огонь в каменном очаге, расположенном прямо посреди амбара. Время от времени он бросал взгляды в ее сторону, наблюдая, как она постоянно что-то нашептывает коню, настолько поглощенная своей ласковой беседой с огромным животным, что даже человеческая любовь не может ей в этом помешать. Матерь Божья! Уж не ревнует ли он к жеребцу? Скривив губы в усмешке над такой нелепостью, Адам начал распаковывать тщательно уложенные седельные сумки.
– Здесь еда? – Софья подошла поближе к небольшому, но яркому огню и принялась рыться в только что разложенных на земле мешках.
– Еда… Софи, если ты опять начнешь пить водку до того, как съешь хоть что-нибудь, мы с тобой поссоримся!
– Никогда! – миролюбиво откликнулась она и убрала руку от бутылки. – Это я потому, что водка просто совершенно превосходная. – Присев у костра, она сняла варежки и протянула руки над огнем. – Ты не заметил, какой нежный вкус у настоящей водки?
– Конечно. Прямо бархатный, – согласился он. Торжественность его тона контрастировала со смеющимися глазами. – Кажется, в той сумке, что за твоей спиной, кастрюля и сковородка.
Порывшись, Софи нашла требуемое и подала ему.
– Мы будем готовить?
– Самым простым способом. – Взяв кастрюлю, он встал. – Пойду наберу снега.
– Но ты же говорил, что у нас нет самовара! – рассмеялась она.
– А вы, Софья Алексеевна, немного пофантазируйте! – шутливо посоветовал он.
– В чем, в чем, а в этом я большая мастерица, – откликнулась она, сидя на корточках перед огнем и глядя на него снизу вверх.
– Мы оба на это мастера, – ответил он пристальным взглядом. – И необходимость в этом еще не миновала.
– Да, – кивнула она. – Но сейчас это не столь необходимо, правда? Теперь мы можем не прятаться.
Адам молча кивнул, соглашаясь. Она была права; в настоящий момент они были свободны, свободны дать волю своей так долго сдерживаемой страсти, свободны ощутить восхитительное наслаждение захлестывающим потоком разделенной любви.
Софи огляделась. Во мраке амбара, освещенного одной мерцающей масляной плошкой и языками пламени костра, угадывались темные силуэты лошадей. Единственный островок тепла среди леденящего холода. Неосознанно соблазнительная улыбка тронула ее губы.
– Полагаю, нам придется кое-что придумывать.
От этой улыбки, от мягкой интонации ее голоса в серых «лазах Адама мелькнуло выражение откровенного желания, подобное обнаженному клинку. Он медленно опустил на землю кастрюлю и присел на корточки рядом, обеими ладонями обхватив ее лицо.
– Я боюсь, – прошептала Софи. – Пугаюсь силы нашей любви. Я так хочу этого, что, наверное, просто растаю, растекусь вся..
– Не надо ничего бояться, милая моя, – нежно произнес Адам, проводя пальцами по ее губам. – Не надо бояться разделенных чувств. Мы оба рабы этой силы. – Он прикоснулся губами к ее тонким, с голубоватыми прожилочками вен векам и почувствовал, как вспорхнули густые ресницы. Потом губы медленно прошлись по высокой скуле, пальцы погладили подбородок; она вся замерла от его ласкающих движений и затаила дыхание, словно боясь пропустить малейшее проявление нежности.
Борис молча подхватил оставленную кастрюлю и вышел наружу, чтобы набрать снега для чая.
– Я так хочу тебя обнять, – прошептал Адам. – Обнять тебя всю, первый раз без страха и чувства вины… – Руки легли на ее хрупкие плечи. С тех пор как он впервые ее увидел, Софи заметно похудела. Он вспомнил, как тогда отскочил в сторону, осознав, что произошло, осознав, насколько близко подошел к той грани, за которой – предательство, измена. |