Гаспар мужественно игнорировал этот выпад.

– Извини меня за прямоту, Зейн, – сказал он, – но цель твоих ухаживаний за мисс Румянчик – именно брак?

– Конечно, я не безгрешен, – сказал робот, – но я думаю именно о браке! Друзья, буду с вами откровенен: многие из нас, роботов, не сторонники строгой нравственности, особенно если подворачивается подходящий случай. Да и кто их за это осудит? Но я создан иначе. Я не испытываю полноты чувства, если оно не предполагает единства мыслей, чувств и поступков, короче говоря, семейной жизни! К тому же для меня у этого вопроса есть и практическая сторона. Я обязан учитывать реакции моих читателей. Герой книг Зейна Горта, неустрашимый доктор Вольфрам, неизменно верен своей единственной роботессе! На его пути то и дело появляется неотразимая Серебристая Вилия, но в конце концов он всегда возвращается к Золотистой Бланде, своей нежной супруге!

– Послушайте, Зейн, – вдруг спросила няня Бишоп, – а вам не приходило в голову, что мисс Румянчик старается выглядеть глупее, чем она есть на самом деле? Наши роботессы – женщины, я имею в виду, – иногда прибегают к такой уловке, чтобы польстить мужчине, который их интересует.

– Вы полагаете, что это возможно? – возбужденно спросил Зейн. – Клянусь святым Станиславом, вы правы! Огромное спасибо, мисс Бишоп. Теперь мне есть на что опереться.

– Не стоит благодарности. А ее пуританство пусть вас не тревожит. Все мы пуританки до поры до времени. Ну а теперь я должна заняться моими кругляшами. Пора их переставлять.

С этими словами она бросилась к яйцеглавам и принялась торопливо и без видимой системы переставлять их. При этом яйца всякий раз оказывались наклоненными иначе, чем прежде.

– Зачем это нужно? – спросил Гаспар.

– Меняет давление в мозговых тканях и создает у них ощущение разнообразия. Во всяком случае, такое правило ввел Цукки.

– Цуккерторт?

– Да, мистер Цуккерторт создал целый свод правил, регулирующих как уход за яйцеглавами, так и общение между ними – так сказать, священные законы Детской.

– Няня Бишоп… – вдруг нерешительно спросил Зейн Горт, – нельзя ли мне… подержать одного?

Она с недоумением оглянулась на него, Потом широко улыбнулась.

– Ну, разумеется! – сказала она, протягивая ему очередного яйцеглава.

Зейн прижал серебристое яйцо к своей вороненой груди и начал нежно покачивать, напевая «Колыбельную» Шуберта.

– Отдайте‑ка его мне, – сказала няня Бишоп с легкой тревогой. – Это ведь не младенец, а глубокий‑глубокий старик.

Зейн кивнул, осторожно положил яйцо на подставку и обвел внимательным взглядом остальные яйца.

– Старики ли, младенцы, они все равно своего рода мост между людьми и роботами, – задумчиво сказал он. – Вот если бы…

Но тут за дверью послышались бессвязные вопли, пронзительный визг и топот. В Детскую стрелой влетела мисс Румянчик, в ужасе увернулась от объятий Зейна Горта и с истерическим рыданием упала на грудь няни Бишоп, которая слегка пошатнулась, но мужественно выдержала эти судорожные алюминиевые объятия.

Вслед за мисс Румянчик в Детскую ввалился, пошатываясь, папаша Зангвелл, размахивая кадуцеем и хрипло вопя:

– Изыди, заклинаю тебя Анубисом! Роботам из прессы вход запрещен!

– Зангвелл! – властно крикнула няня Бишоп и, когда он покорно повернулся к ней, продолжала ледяным тоном: – Убирайся отсюда, пока ты не проэтилировал весь воздух и твое дыхание не просочилось в яйца.