Византиец буквально сверлил Эдмунда своими жесткими серыми глазами.

– Что-то случилось с герцогом Боэмундом? Может быть, возникла распря между его войсками и воинами императора?

Эдмунд медленно покачал головой. И в эту секунду он вдруг ощутил вес кольчужной рубашки, которую Розамунда водрузила на него. И почему-то обрадовался.

– Нет, милорд граф. – Эдмунд говорил громко, так что любой соглядатай мог слышать каждое его слово. – Дело в том, что леди Аликс де Берне, которой я поклялся в верности в Италии, не вступила в святой орден. Она ожидает моего возвращения в замок Сан-Северино…

Ни на мгновение не спуская проницательных глаз со своего посетителя, граф Лев встал.

– Для несчастной леди весьма прискорбно, что вы готовы жениться на другой. Но ведь винить за это никого нельзя. Разве что звезды в небе.

И тут зашуршали занавески, и в комнату проскользнула Сибилла с распущенными длинными волосами. Ее лицо без обычной косметики казалось мягче, моложе, нежнее. Большие глаза женщины лихорадочно блестели, а учащенное дыхание заставляло волноваться под одеждами ее ничем не сдерживаемую грудь.

– Ты узнал, что твоя прошлая любовь не стала монахиней? – спросила она на одном дыхании.

– Да. – В смятении Эдмунд сжал виски руками. Потом резко отнял руки. – На самом деле леди Аликс – не прошлая моя любовь. А единственная и настоящая. Аликс никогда не испытывала желания уйти из мира. Это ложные слухи.

Глаза Сибиллы, расширившись, глядели не мигая. С прижатыми к груди руками она казалась совсем маленькой на фоне возвышавшегося перед ней франкского рыцаря в алом плаще.

– Недобрые слова, – глухим голосом заметил граф Лев. – Надеюсь, ваша будущая жена не обратила внимания на вашу франкскую грубость.

В отчаянии Эдмунд широко развел руками.

– Прошу вас, мой дорогой граф, попытаться понять меня. Я глубоко сожалею, что на вашу племянницу и на меня обрушилось это несчастье. Вы хоро-

шо знаете, что к нашей помолвке не причастна ничья злая воля. Просто, – тихо промолвил он, – следуя рыцарской чести, я не могу нарушить клятву верности той, которая так чиста.

– Идиот! Глупый франк! – Оскорбительные слова срывались с губ Сибиллы одно за другим. – Ты думаешь, что Сибилла Бриенниус смирится с тем, что ее бросают? Ради какой-то бледнолицей варварской мегеры, которая, несомненно, воняет чесноком и затхлым потом? И ты рискнешь оставить женщину из рода Палеологов на глазах у всего христианского мира? – злобно выкрикивала она.

Глубокий вздох вырвался из груди Эдмунда. Румянец полыхал на лице. Но граф старался говорить спокойно и терпеливо:

– Пожалуйста, вспомни: я рассказывал тебе о своей помолвке с леди Аликс. Позднее говорил, что глубоко уверен, будто она освободила меня от моей клятвы.

– Может быть, так оно и было, – усмехнулся граф Лев. Из стоявшего сбоку на столике кувшина он налил два кубка вина. – Однако, племянник, вам нужно быть более разумным. Утром вы наверняка все поймете. Вы не можете бросить мою племянницу. Она всем сердцем и душой вас любит. Вы не посмеете обесчестить меня. Ведь я был вашим верным другом и благодетелем.

– Я не могу жениться на вашей племяннице, – твердил Эдмунд срывающимся, тихим голосом.

– Но тебе придется это сделать! – выпалила Сибилла, и губы ее скривились в вымученной гримасе. – Тебе не удастся унизить меня! Только попробуй! Долго не проживешь.

– Погоди, племянница! Не будем нагнетать ненужный драматизм. – Граф Лев, человек очень гостеприимный, протянул Эдмунду полный кубок. – Сэр Эдмунд не настолько бестактен или недальновиден, чтобы оскорбить благородную леди.