Опыт оруженосца и кузнечное мастерство очень пригодились Герту Ордуэю. Ему пришлось потеть с рассвета до последних лучей солнца, проникавших в мрачные залы замка. Умение кузнеца теперь оказалось большим преимуществом: заработков Герта хватало, чтобы обеспечивать нужды безденежных сэра Эдмунда и его милой сестры. Молодой саксонец испытывал глубокую печаль, замечая подавленное состояние бывшего графа Аренделского, у которого все еще не было ни оружия, ни доспехов, ни боевого коня. Чтобы приобрести все необходимое для похода, у Эдмунда не было средств.

В процессе ратных учений жизнерадостный, курчавый оруженосец сэра Эдмунда быстро проявил себя по крайней мере как ровня самым сильным эсквайрам из Сан-Северино. Не умея хорошо владеть копьем, Герт чаще применял тупой меч или обернутую войлоком булаву, в результате чего многие сильнейшие эсквайры оказывались поверженными ниц, оглушенными, истекающими кровью на мостовой двора. А в упражнениях с боевым топором вообще никто не мог ему противостоять.

Вместе с тем, Герт Ордуэй вынужден был признать, что не обладал умением обращаться с лошадьми. Итало-норманнские юноши делали это гораздо лучше. Поэтому Герт усердно занялся изучением сложного процесса обучения боевых коней, которые брыкались, ржали и кусались в конюшнях Сан-Северино. Полезные сведения он получил от конюхов из числа обращенных в рабство неверных и от захваченного в плен византийского катафракта, то есть воина, служившего в тяжелой кавалерии.

Ему надолго запомнился тот вечер, когда несколько молодых боевых коней были заперты на ночь в конюшне, а мусульманские рабы притащили туда овцу и закололи ее прямо перед их стойлами.

– Большинство лошадей отроду боится крови и ее запаха, – пояснял пленный катафракт. – Их нужно приучать к виду крови, иначе в сражении с ними не управишься.

У молодых жеребцов побелели глаза, они фыркали, ржали и пытались разнести свои стойла. Между тем прошедшие обучение боевые кони стояли спокойно и лишь изредка вздрагивали при виде крови.

Сарацинские конюхи поведали Герту, что жеребенок, которому предстоит стать боевым конем рыцаря, должен появиться на свет в стенах человеческого жилья. Арабы традиционно считают, что рожденный в этих условиях жеребенок сразу привыкает к людям, не боится их и его легче приручать.

Молодому англо-саксонцу было поучительно наблюдать, как дрессировали диких молодых жеребцов, добиваясь, чтобы они не обращали внимания на кобыл. Многие добрые рыцари, рассказывал поседевший старший конюх графа Тюржи, жизнью заплатили за любовные влечения своих коней в опасные моменты сражения.

После того как кони оказывались обузданными и оседланными, их начинали учить, как вести себя в сражениях: стоя на задних ногах, передними сбивать пеших солдат и более низких всадников, а потом растаптывать поверженных врагов и рвать их зубами.

Некоторое затишье наступило в семье де Берне после того, как граф Тюржи объявил гарнизону, собравшемуся во внутреннем дворе, что отряд Сан-Северино поведет в Святую Землю сэр Хью. Он поддержит кроваво-красное знамя герцога Боэмунда. Услышав такое решение, молодой Робер вновь пришел в ярость и поклялся искалечить своего брата на турнире так, что тот не сможет скакать верхом. На это Хью просто рассмеялся и продолжал оказывать внимание леди Розамунде де Монтгомери.

Красивая и сдержанная молодая леди не подавала никакого повода судить, приветствует ли она поползновения наследника Сан-Северино, и, чтобы подразнить его, девушка льстила сэру Тустэну, проявляя интерес к его рассказам о кампаниях, в которых он сражался на краю света.

К рассказам ветерана о героических делах и опасностях Розамунда прислушивалась с неподдельным интересом и вниманием, повергая Хью в неистовую ревность.

Примерно так же вела себя и леди Аликс. Она почти не сдерживала своих девичьих чувств. С того самого момента, когда медноволосый англо-норманн впервые ей улыбнулся, стройная дочь графа Тюржи стала задерживать дыхание, опускать свои большие голубые глаза и краснеть при каждом его появлении.