– Этого не должно случиться, – сказала она. – Не должно!

– Почему вас это так волнует? – спросил Каллаган. – Прежде всего он ваш пасынок, а судя по тому, что я видел и слышал от него, он к тому же еще и порядочный негодяй.

Некоторое время она в раздумье молчала. Потом серьезно сказала:

– Мой муж заботился об Уилфриде. Он надеялся на него, думал, что в один прекрасный день он исправится. Он был прекрасным человеком, мой муж, и даже если я не очень любила его, я всегда его уважала и восхищалась им. В душе я считала, что он женился на мне только потому, что считал, что я сумею быть хорошим другом Уилфриду.., и помощником. Понимаете?

Каллаган кивнул. Он швырнул остаток сигареты в камин и закурил новую.

Затем отпил глоток виски.

– Что же теперь будет, мистер Каллаган?

– Сейчас я вам скажу, что будет дальше, – ответил Каллаган. – Грингалл, который ведет это дело, послал своих людей в Мэйфейер. Они все узнают о Простаке и Джейке Рафано. Грингалл неудовлетворен, потому что в деле есть вещи, которых он не понимает. Но он хорошо знает основное направление дела. Он знает, что на яхте была стрельба, и ему нужны доказательства, кто стрелял первым и кто кому угрожал.

Он встал и подошел к окну. Некоторое время" он молча смотрел из окна.

– Наше уголовное право очень справедливо на практике, миссис Ривертон, – сказал он. – Если у нас вешают человека, так это делают только потому, что он того заслуживает. Когда суд услышит рассказ Ривертона, там решат, что факты против него, и его повесят.

Она кивнула. У нее был очень несчастный вид.

– Что он сказал? – спросила она. Каллаган подошел к камину, достал из кармана конверт с показаниями Уилфрида и начал читать их вслух:

+++

"Больница Баллингтон, понедельник, 19 ноября 1938 года.

Подлинные показания Уилфрида Ривертона. Мое имя Уилфрид Юстес Ривертон, и проживаю я в Лондоне. Где – не имеет значения.

В течение прошлых восьми или девяти месяцев я вел себя довольно глупо – пил, играл в азартные игры и связался с беспутной компанией.

Одним из людей, в чьем игорном доме я много играл, был Джейк Рафано, человек, которого нашли на борту «Сан Педро», где я был ранен. Я понимаю, что Джейк Рафано мертв. Я застрелил его.

Я сознаю, что адвокат предупредил меня, что я несу ответственность за это заявление, и я также понимаю, что могу не сообщать фактов, которые могут быть истолкованы против меня. Но он сообщил мне, что ради себя я должен говорить правду, хотя ее можно истолковать против меня, учитывая действия, которые я совершил на «Сан Педро» ночью в субботу, 17 ноября.

Боюсь, что я в состоянии сообщить лишь следующее. В последнее время я много пил и использовал наркотики – героин и кокаин. Мои финансовые дела пришли в упадок, а адвокаты моего отца сообщили, что в дальнейшем я перестану получать деньги. Я считаю, что за это время я истратил и проиграл около девяноста тысяч фунтов.

Днем в прошлую субботу я находился в комнате, где я жил, и размышлял о сложившейся ситуации. Мне показалось странным, что я постоянно проигрывал. Я понял, что игра была нечестной. На эту мысль меня натолкнул тот факт, что моя семья наняла частного детектива расследовать это дело, выяснить, чем я занимаюсь и куда ушли деньги.

Боюсь, что за последние два-три месяца моя воля слабела все больше и больше. Я узнал, что Джейк Рафано собирается покинуть Англию. Эта новость привела меня в ярость, потому что я считал, что он должен дать мне шанс вернуть деньги назад. Я решил пойти и поговорить с ним. У него была моя расписка на двадцать две тысячи фунтов, и я подумал, что сумею вернуть ее назад. Я боялся, что перед отъездом он может переслать ее отцу или, возможно, моей мачехе.