13

   Жилище батарейного командира, которое указал ему часовой, был небольшой 2-х этажный домик со входом с двора. В одном из окон, залепленном бумагой, светился слабый огонек свечки. Денщик сидел на крыльце и курил трубку. Он пошел доложить батарейному командиру и ввел Володю в комнату. В комнате между двух окон, под разбитым зеркалом, стоял стол, заваленный казенными бумагами, несколько стульев и железная кровать с чистой постелью и маленьким ковриком около нее.

   Около самой двери стоял красивый мужчина с большими усами -- фельдфебель, -- в тесаке и шинели, на которой висели крест и венгерская медаль. Посередине комнаты взад и вперед ходил невысокий, лет 40, штаб-офицер с подвязанной распухшей щекой, в тонкой старенькой шинели.

   -- Честь имею явиться, прикомандированный в 5-ю легкую, прапорщик Козельцов 2-й, -- проговорил Володя заученную фразу, входя в комнату.

   Батарейный командир сухо ответил на поклон и, не подавая руки, пригласил его садиться.

   Володя робко опустился на стул подле письменного стола и стал перебирать в пальцах ножницы, попавшиеся ему в руки. Батарейный командир, заложив руки за спину и опустив голову, только изредка поглядывая на руки, вертевшие ножницы, молча продолжал ходить по комнате с видом человека, припоминающего что-то.

   Батарейный командир был довольно толстый человечек, с большою плешью на маковке, густыми усами, пущенными прямо и закрывавшими рот, и большими приятными карими глазами. Руки у него были красивые, чистые и пухлые, ножки очень вывернутые, ступавшие с уверенностью и некоторым щегольством, доказывавшим, что батарейный командир был человек незастенчивый.

   -- Да, -- сказал он, останавливаясь против фельдфебеля, -- ящичным надо будет с завтрашнего дня еще по гарнцу прибавить, а то они у нас худы. Как ты думаешь?

   -- Что ж, прибавить можно, ваше высокоблагородие! Теперь все подешевле овес стал, -- отвечал фельдфебель, шевеля пальцы на руках, которые он держал по швам, но которые, очевидно, любили жестом помогать разговору. -- А еще фуражир наш Франщук вчера мне из обоза записку прислал, ваше высокоблагородие, что осей непременно нам нужно будет там купить, -- говорят, дешевы, -- так как изволите приказать?

   -- Что ж, купить: ведь у него деньги есть. -- И батарейный командир снова стал ходить по комнате. -- А где ваши вещи? -- спросил он вдруг у Володи, останавливаясь против него.

   Бедного Володю так одолевала мысль, что он трус, что в каждом взгляде, в каждом слове он находил презрение к себе, как к жалкому трусу. Ему показалось, что батарейный командир уже проник его тайну и подтрунивает над ним. Он, смутившись, отвечал, что вещи на Графской и что завтра брат обещал их доставить ему.

   Но подполковник не дослушал его и, обратясь к фельдфебелю, спросил:

   -- Где бы нам поместить прапорщика?

   -- Прапорщика-с? -- сказал фельдфебель, еще больше смущая Володю беглым брошенным на него взглядом, выражавшим как будто вопрос: "Ну что это за прапорщик, и стоит ли его помещать куда-нибудь?" -- Да вот-с внизу, ваше высокоблагородие, у штабс-капитана могут поместиться их благородие, -- продолжал он, подумав немного, -- теперь штабс-капитан на баксионе, так ихняя койка пустая остается.

   -- Так вот, не угодно ли-с покамест? -- сказал батарейный командир. -- Вы, я думаю, устали, а завтра лучше устроим.

   Володя встал и поклонился.

   -- Не угодно ли чаю? -- сказал батарейный командир, когда Володя уж подходил к двери. -- Можно самовар поставить.

   Володя поклонился и вышел. Полковничий денщик провел его вниз и ввел в голую, грязную комнату, в которой валялся разный хлам и стояла железная кровать без белья и одеяла.