-- До свиданья, -- сказал ему майор, командир другого батальона, который оставался в ложементах и с которым они вместе закусывали мыльным сыром, сидя в ямочке около бруствера, -- счастливого пути!

   -- И вам желаю счастливо отстоять; теперь, кажется, затихло.

   Но только что он успел оказать это, как неприятель, должно быть, заметив движение в ложементах, стал палить чаще и чаще. Наши стали отвечать ему, и опять поднялась сильная канонада. Звезды высоко, но не ярко блестели на небе; ночь была темна -- хоть глаз выколи, -- только огни выстрелов и разрыва бомб мгновенно освещали предметы. Солдаты шли скоро и молча и невольно перегоняя друг друга; только слышны были за беспрестанными раскатами выстрелов мерный звук их шагов по сухой дороге, звук столкнувшихся штыков или вздох и молитва какого-нибудь робкого солдатика: "Господи, господи! что это такое!" Иногда слышался стон раненого и крики: "Носилки!" (В роте, которой командовал Михайлов, от одного артиллерийского огня выбыло в ночь 26 человек.) Вспыхивала молния на мрачном далеком горизонте, часовой с бастиона кричал: "Пу-уш-ка!", и ядро, жужжа над ротой, взрывало землю и взбрасывало камни.

   "Черт возьми! как они тихо идут, -- думал Праскухин, беспрестанно оглядываясь назад, шагая подле Михайлова, -- право, лучше побегу вперед, ведь я передал приказанье... Впрочем, нет, ведь эта скотина может рассказывать потом, что я трус, почти так же, как я вчера про него рассказывал. Что будет, то будет -- пойду рядом".

   "И зачем он идет со мной, -- думал, с своей стороны, Михайлов, -- сколько я ни замечал, он всегда приносит несчастье; вот она еще летит прямо сюда, кажется".

   Пройдя несколько сот шагов, они столкнулись с Калугиным, который, бодро побрякивая саблей, шел к ложементам, с тем чтобы, по приказанию генерала, узнать, как подвинулись там работы. Но, встретив Михайлова, он подумал, что, чем ему самому под этим страшным огнем идти туда, чего и не было ему приказано, он может расспросить все подробно у офицера, который был там. И действительно, Михайлов подробно рассказал про работы, хотя во время рассказа и немало позабавил Калугина, который, казалось, никакого внимания не обращал на выстрелы, -- тем, что при каждом снаряде, иногда падавшем и весьма далеко, приседал, нагибал голову и все уверял, что "это прямо сюда".

   -- Смотрите, капитан, это прямо сюда, -- сказал, подшучивая, Калугин и толкая Праскухина. Пройдя еще немного с ними, он повернул в траншею, ведущую к блиндажу. "Нельзя сказать, чтобы он был очень храбр, этот капитан", -- подумал он, входя в двери блиндажа.

   -- Ну, что новенького? -- спросил офицер, который, ужиная, один сидел в комнате.

   -- Да ничего, кажется, что уж больше дела не будет.

   -- Как не будет? напротив, генерал сейчас опять пошел на вышку. Еще полк пришел. Да вот она, слышите? опять пошла ружейная. Вы не ходите. Зачем вам? -- прибавил офицер, заметив движение, которое сделал Калугин.

   "А мне, по-настоящему, непременно надо там быть, -- подумал Калугин, -- но уж я и так нынче много подвергал себя. Надеюсь, что я нужен не для одной chair Ю canon" [пушечное мясо].

   -- И в самом деле, я их лучше тут подожду, -- сказал он.

   Действительно, минут через двадцать генерал вернулся вместе с офицерами, которые были при нем; в числе их был и юнкер барон Пест, но Праскухина не было. Ложементы были отбиты и заняты нами.

   Получив подробные сведения о деле, Калугин вместе с Пестом вышел из блиндажа.

11

   -- У тебя шинель в крови: неужели ты дрался в рукопашном? -- спросил его Калугин.

   -- Ах, братец, ужасно! можешь себе представить.