— Плохой солдат, коли пить не горазд, — проговорил Петр, закуривая трубку. — Алексаша, позови, кто петь горазд!

XXXV

Все вместе

Помещение Багреева, где он в томительном одиночестве провел всю холодную зиму, вдруг ожило и наполнилось. Багреев собрал у себя всех друзей, которые жили вместе еще со Пскова.

Первым пришел к нему Семен Матусов, а за ним — Фатеев, прибывший с царем. Царь отличил его и держал постоянно при себе, но теперь он получил временный отпуск и поселился с Багреевым.

Спустя немного, приехал и Савелов. Явившись по начальству и приняв свою часть, он прямо пошел к Багрееву.

Был обеденный час. Капральство и офицеры разошлись по своим домикам и палаткам, солдаты партиями толпились у своих котлов, в лагере царило обычное оживление перед едой, когда Савелов, усевшись в лодку, переправлялся в Шлиссельбург. В одной лодке с ним сидело еще несколько офицеров.

— Скоро и поход, — сказал один из них, — слышь, как подвезут снаряды из Москвы, так и двинемся.

— Теперь куды? — спросил другой.

— Вниз по Неве! — отозвался третий. — Там у шведов, слышь, крепость есть, Ниен звать. Так ее брать!

— А там и шабаш, роздых. По домам, выходит! — сказал первый и после минутного молчания прибавил: — У меня под Симбирском жена и двое детей; третий год их не видел и не знаю, что с ними — живы ли, или нет…

От этих слов всем стало грустно, и вдруг наступило молчание.

В то время Петр брал в войско всех годных носить оружие и ломать походы, и нередко в его набор попадали женатые люди, вдруг отрываемые от семьи и своего дела.

— Зато отдохнем во как! — сказал вдруг толстый, красный поручик хриплым голосом, и все засмеялись.

Савелов выскочил на берег и пошел знакомой дорогой к дому Багреева.

Трое друзей, хлопая чарку за чаркой, ели из одной миски жирную лапшу, когда Савелов распахнул дверь и очутился перед ними.

— Никак Антон! — воскликнул Багреев, бросая ложку и вскакивая, — он и есть! Антошка!

— Вот так фортеция! — воскликнули все друг за другом и стали обнимать Савелова.

— Садись! Бери ложку! Вот чарка! Сеня, наливай ему! — засуетился Багреев в качестве хозяина и усадил Савелова подле себя. — А и похудел же ты! — сказал он и тотчас спросил: — Ну, что? Нашел?

Савелов покачал головой и, выпив чарку настойки, ответил:

— Нет! А где Яша?

— Яша? Пряхов-то? — сказал Багреев, — он…

— Шведы взяли его а полон, — окончил Матусов, покраснев и взъерошив волосы, — на моих глазах! Забрали и все!

У Савелова выпала ложка из рук.

— Когда? Как? Где же он?

— Может, жив, может — нет! — со вздохом произнес Фатеев, — кто знает.

— Вот возьмем крепость, все узнаем! — прибавил Багреев, а Матусов стал дышать, как паровоз, и наконец, стукнув по столу кулаком, воскликнул:

— Ежели да они его, ну, так несдобровать им! Попадется мне этот тонконогий Ливенталишка, так я ему покажу! Вот тебе Бог! На глазах взяли. Куча навалилась, ну, и взяли. Царь спрашивает меня: как отдал? Да нешто я ушел бы? Яша кричит: «Беги!» А у меня для царя бумаги и все такое. Ну, и убег. А не то разве он был бы один? И я бы с ним… оба два… мне что!..

— Брось! — остановил его Фатеев. — Ведь все уже знают, что твоей вины тут нет.

— А он?

— Ну, и он узнает! Антоша, ты чего же? Пей!

Савелов сидел, подперев голову рукой, и, видимо, был искренне растроган.