|
А потом пришло ощущение, что меня поднимает на свои сильные и уютные руки что‑то защищающее от опасностей, что‑то золоти сто‑розовое, ангельское, мужественное, с восхитительным запахом пота и сосны; отдаленные голоса бормочут что‑то невнятное об уровне сахара в крови, болевом пороге, заторможенности, что‑то о коленной чашечке…
– Здесь! Здесь кто‑то есть!
В мои глаза бьет свет. Фонарик. Я открываю глаза, зажмуриваюсь, снова открываю. Вокруг царит какой‑то кошмар. Повсюду огни. А поверх всего по‑прежнему полощется и сверкает розовый саван корабля. Огромный потолок, мерцающий золотыми огнями.
– Это Маккарти. Бог мой!
– Что вы, зовите меня просто Джим.
– Он жив?
– Кажется. Да. Мертвец не может так плохо выглядеть. Капитан Маккарти? Вы меня слышите? Это Зигель. Он жив! Давайте сюда носилки!
Мне как‑то удалось прохрипеть: – Где… Лиз?
– Кто?
– Генерал… Тирелли?
– Простите, я не знаю. Ее пока не нашли.
– Она же говорила по телефону…
Я помахал своим аппаратом перед Зигелем. Он взял его и нахмурился: – Прости, но он не работает, Джим.
– Не может быть! Я только что говорил с ней. Она просила меня продержаться.
– Джим, какое сейчас время суток?
– О чем ты говоришь? Как какое? День. Мы только что свалились на деревья и…
– Джим, уже почти полночь. Ты был без сознания. Теперь все хорошо. Помощь уже идет. Просто не двигайся.
– Но это Лиз послала тебя, разве нет?
– Никто не видел ее, Джим. И не слышал.
– Она по‑прежнему на дирижабле. В коридоре возле конференц‑зала. Пытается выбраться на крышу. Она позвонила по телефону.
Я говорил с трудом, но это необходимо было сказать. Зигель заколебался.
– – Вы слышали? – сказал он кому‑то по телефону. – Проверьте конференц‑зал.
– Он раздавлен всмятку…
Я не узнал голос. Кто‑то из экипажа?
– Проверьте коридоры, – приказал Зигель. – Быстро!
– Зигель!
– Да, капитан?
– Я больше… не капитан. Я… индейский проводник. Что ты здесь делаешь? Я видел, как тебя раздавило.
– Не до конца, сэр. Держитесь, сейчас будут носилки. Грузовой трюм превратился в месиво, но команда осталась в живых. Вы тренировали нас лучше, чем думаете. Теперь мы лазаем туда и сюда по веревке. Доктор Майер снова открыла медпункт. Так что полезем обратно на деревья.
– Такой большой пробки не существует – этот корабль больше не взлетит.
– Не волнуйтесь. С нами все в порядке. У Лопец работает передатчик. Есть связь с сетью. Где мы – известно. Вертушки уже в пути. К завтрашнему вечеру отсюда заберут всех. Что‑нибудь чувствуете, когда я нажимаю?
– Нет.
– А вот так?
– Нет.
– А вот…
– У‑у! Да, черт возьми! Перестань. – А когда самая сильная боль прошла, я спросил: – Я не могу двинуться, чтобы посмотреть. Что это?
– Ваша нога. Точнее, колено. Просто лежите спокойно, сейчас придут санитары.
Он пожал мне руку. Потом его рука скользнула немного вверх, на мое запястье. Проверить пульс.
– Как обстоят дела?
– Мы разбились.
– Кроме этого, известны какие‑нибудь подробности?
– Мы находимся примерно в двадцати, может быть, двадцати пяти километрах к северо‑востоку от мандалы. Сейчас нас пятьдесят человек. Остальных мы ищем. Все время обнаруживаются еще люди. Большая часть корабля в очень плохом состоянии. Его киль переломился в трех местах, но основная часть главной палубы более‑менее сохранилась. |