Ему бы лучше поскорее выбраться из всего этого. Пребывание в этом доме усиливало в нем ощущение собственной несостоятельности. Он положил камень – оказывается, он снова держал его в ладони – на широкий подоконник, выключил свет и, выйдя из дома, захлопнул за собой дверь. Он предполагал, что наследницей Жан Клода станет Анн Мари, но ведь эта уйма денег была отписана ему его отцом… а старый Маршал был еще жив. Может ли кто нибудь аннулировать акт завещания? Канизиус, несомненно, мог бы дать наилучший совет по этому поводу.

В холле явно было что то не так. Это бросилось в глаза сразу же, но в течение нескольких минут он никак не мог сообразить, что именно изменилось или исчезло. Потом он заметил. Как обычно, произошла вещь именно такого рода, когда она очевидна и не можешь понять, почему же ты не заметил этого сразу.

Ружье, которое висело под оленьими рогами, служившими вешалкой для шляп, – французское чудовище со щитообразным зеркалом посередине и маленькими крючками для одежных щеток и обувных рожков, – исчезло. Было ли возможно, что его конфисковали полицейские?

Даже тогда он все еще пребывал в состоянии транса. С какой то чопорной неторопливостью он вернулся в жандармский участок, чтобы отдать ключи; они вызвали ему такси, чтобы он смог добраться до Страсбурга. К этому моменту он вынужден был полностью поверить в то, что повел себя как полнейший идиот. Эксперты Воллека, констатировавшие смерть, наступившую в результате огнестрельных ран, забрали ружье на экспертизу. Он знал, конечно, что это нелепо; по характеру ран и ежу было понятно, что выстрелы были произведены из пистолета, найденного на кровати. Ну и для чего же взяла с собой ружье Анн Мари? Что еще она собиралась сделать? Уж конечно, не совершить самоубийство. Во первых, самоубийство совершенно не соответствовало ее натуре, во вторых, женщины не берут охотничье ружье для того, чтобы покончить с собой: они просто напросто не умеют его заряжать и вообще не умеют пользоваться этим видом оружия.

Было бы лучше предупредить их, что Анн Мари скитается где то в компании охотничьего ружья – это довольно капризное оружие. Он не успел как следует рассмотреть его, но, совершенно точно, у ружья был гораздо больший калибр, чем стандартный 22 й. И к тому же неизвестно, где находятся патроны к нему; ведь не был же Жан Клод Маршал таким дураком, чтобы оставлять такую вещицу заряженной?

Да, французская полиция ему явно спасибо не скажет. Если он скажет им, что Анн Мари побывала в этом доме, тем самым спровоцировав двойную смерть, они точно не обрадуются и будут смотреть на него молча с каменными лицами – доказательств этого факта у него не было. Если он решит поднять суматоху и сообщит полиции, что они должны во что бы то ни стало отыскать Анн Мари, прокурор откажется подписывать документы и отправить дело на доследование. А ведь его подпись означает, что судебные исполнители удовлетворены проведенным расследованием и что тело девушки может быть забрано домой, где его сожгут и пепел захоронят, и пресса, почуяв, что волнение по поводу этой трагедии улеглось, оставит чету Швивельбейн в покое.

Он позвонил в гостиницу средней руки, где остановились немцы. Анн Мари там не регистрировалась. Нет, но ведь это вполне естественно: конечно, она выбрала самый дорогой и комфортабельный отель в городе.

Да, именно это она и сделала, а еще выписалась оттуда примерно час назад, заплатив, даже не взглянув на счет. Портье вынес ее дорогой чемодан. Ей подали ее машину – да, совершенно верно, серый «опель», нет, ошибка исключена – на багажнике были привязаны лыжи, упакованные в непромокаемый чехол.

Ван дер Вальк, совсем не испытывая желания идентифицировать себя как полицейского, дал портье десятифранковую купюру.