|
– Ну, коль нужен, спасибо не говорю. Когда прибыть? – Завтра в одиннадцать ноль-ноль. Вернее, уже сегодня. Тебе хватит времени? – Более чем. – Тогда не опаздывай. Ты теперь на службе. * * * – Поздравляю вас, товарищ генерал-майор, – сказал я, чуть только за Шкрябуном захлопнулась дверь. Максютов только махнул рукой и распахнул рот в отчаянном зевке. – Брось, Алексей. Мне дали то, чего не могли не дать, самый необходимый минимум. Не надо сейчас… – Он снова зевнул и потер глаза костяшками пальцев. – Черт, умучил меня Шкрябун со своими комплексами, а тут еще этот коньячок… Совсем засыпаю. Вот что… Пойдем-ка мы с тобой немного постреляем, а? Нет возражений? – Нет, товарищ генерал. – Э, оставь… Уж коли сегодня без чинов, так без чинов. А поговорить нам есть о чем… Пошли? – Пойдемте, Анатолий Порфирьевич, – сказал я. – Вот так-то лучше. В тире номер шесть на минус четвертом этаже немолодой и неразговорчивый прапорщик, сделав запись в журнале, подвел нас к стенду с оружием. – Выбирай, Алеша, – пригласил Максютов. Сам он предпочел американский «кольт» образца 1917 года. Я выбрал два пистолета: длинноствольный спортивный «марголин» и чуть более тяжелую бронебойную «гюрзу». – По-македонски хочешь? А не осрамишься? – Постараюсь, Анатолий Порфирьевич. Прапорщик выдал мне обоймы, со стуком высыпал на пластмассовое блюдечко горсть тупоносых патронов к «кольту» и ушел к себе в звукоизолированную кабинку. Мишени осветились. – Ну валяй. Две крайние слева – твои. Я положил в свои мишени по три пули из каждого ствола. Максютов, сощурив глаз, отчего тот вовсе утонул в отеке, посмотрел в монокуляр. – Левая – девятка на два часа и две восьмерки на пять и на шесть часов. Правая – семерка на десять часов, пятерка на час и «молоко». Ты случайно не переученный левша? – Нет. – Значит, перестраховываешься: больше внимания левой руке. Ну а я по-простому… Бах! Бах! Бах! Не более секунды на один выстрел. – Две десятки и девятка на одиннадцать часов, – огласил я, в свою очередь приложившись к монокуляру. – Значит, не так уж устал, – прокомментировал Максютов. – Я думал, будет хуже. Плохо он о себе думал. Я-то знал, что мало кто в Управлении мог соперничать с полковником Максютовым по части виртуозного владения любым ручным оружием. Стрельба была его страстью и единственным хобби, он даже немного стеснялся и, бывало, подшучивал над своей мнимой аномальностью. Однажды он заключил пари на то, что с трех выстрелов «кокнет» двойным рикошетом от потолка и стены упрятанную глубоко под мишенью осветительную лампочку, и выиграл. Бах! Теперь он выстрелил с локтя. На всякий случай я протер замшей окуляр. – По-моему, «молоко», товарищ ге… простите, Анатолий Порфирьевич. – Оставь в покое эту трубу, – хмуро сказал Максютов. – Мы что, упражняться сюда пришли? Ты давай стреляй, да не так быстро. Расстреляешь обоймы – возьмешь у прапора новые. Понял? – Понял, Анатолий Порфирьевич. |
