Муравьям-бегункам понравились ягоды селитрянки.

Проходит несколько недель. Прохладнее становятся ночи и не так жарко накаляется солнцем пустыня. Сочные ягоды селитрянки постепенно сохнут, сморщиваются, еще больше чернеют, а потом опадают на землю. Здесь их растаскивают мыши да клюют голодные перелетные птицы.

Через два года я попал в тугаи реки Или близ гор Калканов. Был конец июля — разгар лета. Ягоды на селитрянке почернели и стали сладкими-сладкими. Но многие из них, подсыхая, начали терять свою сочность. В одном месте на чистой и голой площадке я увидел бегунка. Он волочил ягоду селитрянки. За ними тащился другой с таким же грузом. Я пошел навстречу носильщикам и увидел еще несколько заготовителей ягод. Находка для меня оказалась новостью. Оказывается, бегунки способны сами догадаться о достоинствах ягоды пустыни!

Но дело оказалось не совсем так. Вскоре я набрел на куст селитрянки, откуда шла заготовка урожая. По его стволикам шло настоящее паломничество мелких муравьев-тетрамориусов. Они разведали ягоды, разгрызли их и, набив свои зобики вкусной и сладкой мякотью, спешили с добычей домой. Тут же трудились и немногочисленные бегунки. Каждый, подобно муравьям-жнецам, старательно отгрызал ножку ягоды.

Неужели на бегунков повлиял пример тетрамориусов? Почему бы и не так! Муравьи нередко подражают друг другу. Раз их маленькие соседи едят ягоды селитрянки, значит и себе пригодится.

А как в муравейниках других, расположенных возле селитрянки?

Бегунки не обращали внимания на сладкую и богатую добычу и носились, как сумасшедшие, по жаркой пустыне в поисках еды.

Комариные пляски

Синее небо без единого облачка. Округлые холмы, однообразные, выжженные солнцем, горизонт, сверкающий струйками горячего воздуха, и лента асфальтового шоссе, пылающего жаром. Долго ли так будет? И вдруг справа неожиданно — синее озеро в бордюре зеленых растений и цветов, в тростниках, тамарисках, с желтыми, подступившими к берегу барханами. Острый и приятный запах солончаков, водного простора — как все это прекрасно и непохоже на неприветливую пустыню.

Петляя по неточной дорожке, проложенной рыбаками-любителями, мы находим удобное место возле воды на низком бережке, рядом с илистым песком, по которому весело бегают кулички. Испуганные нашим появлением, взлетают белые цапли, с воды снимаются дремавшие утки.

А вечером, когда стихает ветер, и мы, забравшись в полога, с облегчением вздыхаем, предаваясь отдыху, в наступившей тишине раздается тонкий звон. То поднялись рои ветвистоусых комариков. Звон становится все сильнее и сильнее, комарики пляшут над пологами и садятся на них целыми облачками.

Под нежную и долгую песню комариков хорошо спится.

Рано утром озеро, как зеркало. Застыли тростники. Вся наша машина стала серой от величайшего множества обсевших ее со всех сторон комариков. Но вот солнце пригревает металл, и комарики перемещаются на теневую сторону. Потревоженные, они взлетают стайками, садятся на голову, лезут в глаза, запутываются в волосах. Брачный лет еще не закончен. Над тростничками, выдающимися мыском на плесе, пляшет громадный рой неугомонных пилотов. Здесь их тысячи, нет, не тысячи, а миллионы крошечных созданий, беспрерывно работающих крыльями. В застывшем воздухе слышен тонкий и нежный звон. Иногда он неожиданно прерывается редким низким звуком.

Отчего бы это могло быть?

Я внимательно всматриваюсь в висящее в воздухе облако насекомых.

Брачное скопище почти целиком состоит из кавалеров, украшенных прекрасными пушистыми усами. Их беспрерывная пляска, тонкий звон и эти странные низкие прерывистые звуки — испокон веков установившийся разговор, своеобразный ритуал брачных отношений.