Я положил пустой пистолет на пол. И сам лег, прижавшись щекой к ковру.

Теперь все было легким – мое тело, моя боль, мои мысли… Теперь все стало окончательным – в смысле, нашедшим свой конец. Я знал, что жить дальше не имеет ровным счетом никакого смысла, все должно кончиться здесь и сейчас.

Мне нужно было только лежать на ковре и ждать, когда придет смерть и избавит меня от груза, состоящего из воспоминаний, сожалений, раскаяния. Я думал о том, как все могло бы быть, и знал, что так уже никогда не будет. Однако мое проклятое воображение с услужливостью подсовывало мне картины несуществующей жизни, где была живая и улыбающаяся Ленка, где все были живы, здоровы и даже иногда счастливы…

45

Когда вызванная соседями милиция высадила дверь и обнаружила все, что и должна была обнаружить, я, по их утверждениям, лежал на полу в луже крови и плакал. Что ж, возможно, так оно и было. Просто я об этом уже ничего не помню. Я запретил себе вспоминать об этом.

С некоторых пор я все делаю очень медленно. Медленно передвигаюсь, медленно ем, медленно разговариваю. Я не понимаю, зачем куда‑то торопиться.

Времени и так слишком много. Вот наступил Новый год, а потом, как говорят, будет и новое тысячелетие. Ума не приложу, что можно делать с такой уймой времени.

В тот день я, как всегда, медленно и осторожно спускался по ступеням районной поликлиники. Мне были предписаны периодические беседы с психотерапевтом, что я в очередной раз и сделал. Вряд ли врач получил удовольствие от нашей беседы. Что касается меня – то я тем более был не в восторге. Но это помогло мне хоть как‑то убить еще два часа времени. Еще часа три, и можно считать еще один день благополучно прожитым. И слава Богу.

Я не сразу узнал эту женщину. Она слишком хорошо выглядела, чтобы быть моей знакомой. Ольга Петровна Орлова стояла у белого «Линкольна», одетая в длинную белую дубленку. Вокруг лежал белый снег, и все это выглядело совсем как интерьер стерильной больничной палаты. С некоторых пор меня просто тошнило от белого цвета и от стерильности. О чем я и не преминул сообщить Ольге Петровне. Потом я поздоровался.

– Подвезти вас домой? – предложила она и погладила свою шикарную машину. Шофер высунул в окно улыбающуюся физиономию.

– Это слишком быстро, – сказал я. – Предпочитаю ходить пешком. Пока доберешься до дома, уже стемнеет. А там можно и спать ложиться.

– Вы изменились, – сказала после паузы Ольга Петровна. И пошла со мной рядом. Белоснежный «Линкольн» ехал чуть позади.

– Со стороны виднее, – равнодушно ответил я. А вы получили обратно свою машину, тот «Шевроле»?

– Да, конечно, – кивнула она. – Я хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали.

– Неужели? А что я сделал? Напомните, пожалуйста…

– Вы нашли убийц моего сына. И наказали их.

– И за это стоит благодарить? – пожал я плечами. – Вот если бы я сотворил чудо и вернул Юрия к жизни – это было бы дело. А то получилась совершенная бессмыслица: вы мстите за своего сына, а кто‑то мстит вашему мужу за смерть своих близких… Просто замкнутый круг какой‑то. Круг, полный ненависти. Ненависть объединяет всех. Поэтому невиновных здесь нет. Хотя…

Если вы чувствуете удовлетворение… Я рад. Сам‑то я ничего подобного не чувствую.

– Да, – Ольга Петровна вздохнула и поторопилась сменить тему. Очень неудачно это у нее вышло. – Знаете, недавно прочла в газете, что в автомобильной катастрофе погибла дочь Валерия Абрамова.