|
Очень неудачно это у нее вышло. – Знаете, недавно прочла в газете, что в автомобильной катастрофе погибла дочь Валерия Абрамова. Знаменитого бизнесмена, который начинал когда‑то здесь, у нас… Ей было около двадцати, как и Юре. И я подумала, что есть какой‑то злой рок, – задумчиво произнесла Орлова. – Вы говорите, что мой муж сделал что‑то такое нехорошее, но смерть за это принял Юра. Вероятно, у Абрамова тоже есть какие‑то грехи. Но сам он жив, а дочь его мертва. Дети расплачиваются за грехи своих родителей, и это страшно, потому что грехов у нас столько, что целые поколения вряд ли их искупят…
– Но вы чувствуете удовлетворение? – перебил я ее. – Вы успокоились теперь? Помните, вы тогда говорили, что нуждаетесь в успокоении. Вы его получили, когда узнали, что убийцы сына мертвы? – Знаете что, Константин… Пожалуй, что действительное успокоение я ощутила не в тот момент. Когда узнала о смерти Юриных убийц. А немного позже. Я позволила себе нечто вроде отпуска, сидела дома, смотрела по видео разные старые фильмы, читала книги. Странно, до этого я была в полной уверенности, что фирма движется только моими безумными усилиями, но вот я перестала ездить в офис – и что? Земля не перестала вращаться, дела кое‑как делались. И я подумала, что могла бы уделять всему этому гораздо меньше времени, а больше… – она неожиданно осеклась, словно одернула сама себя. – Так вот, я сидела дома, никуда не ходила. Просто старалась пережить то, что со мной случилось. И я читала, помимо прочего, «Унесенных ветром», а там в конце второго тома есть строчки, которые написаны как будто для меня. То есть я читала книгу и раньше, но просто так, не придавая особого значения. А тут… Я сразу поняла, что это для меня и про меня. Скарлетт О'Хара говорит сама себе после всех своих несчастий и злоключений: «Завтра будет новый день, и тогда я займусь тем‑то и тем‑то». Понимаете? Как бы тяжело ни было, но завтра будет новый день. Вы проживаете день сегодняшний, а назавтра – что‑то другое, новое… Вот эта мысль и помогла мне успокоиться. Просто наступил мой другой день. Вот так. И она осторожно улыбнулась. – Приятно слышать, – сказал я. Про себя я подумал, что всегда считал Скарлетт О'Хара порядочной стервой. И до конца второго тома эту книгу не дочитал. А стало быть, не видать мне успокоения как своих ушей. – Я слышала, что у вас тоже случилось несчастье, – Орлова деликатно взяла меня по руку. – Вам тоже нужно пережить это. – Конечно, – кивнул я. – Так я и сделаю. – Правда? – она посмотрела мне в глаза. – Правда, – сказал я. Она помахала мне рукой и уехала на длинном белом «Линкольне» в свою жизнь. А я остался в своей. Я достал из кармана пальто записную книжку и нашел там нужную страницу. Мне оставалось еще два раза посетить психотерапевта, а потом я буду полностью свободен в своих действиях. И у меня уже есть кое‑какие планы на конец февраля. Семь часов на поезде и два с половиной часа на автобусе – итого девять с половиной часов. У меня есть удостоверение внештатного сотрудника ГУВД, выписанное на чужое имя, но с моей фотографией. Так что аудиенцию с заключенным ИТУ Артуром я получу без проблем. В одном кармане у меня будет фотография мертвого Филина, я стащил ее у Гарика из кабинета. А во втором кармане у меня обязательно будет что‑то достаточно острое и длинное. Сначала я заставлю Артура сожрать фотографию, а потом… А потом мы проверим на прочность его внутренние органы. Абрамов был прав – пока это не коснется лично тебя, ты не узнаешь настоящую боль и не поймешь, чем ее можно излечить. Пожалуй, что только другой болью. Я стоял на тротуаре и подсчитывал, через сколько дней я смогу навестить Артура. |
