|
Мало-помалу силы возвращались к нему. К реке, чтобы попить, он добирался ползком и пил по-собачьи. Потом полз обратно в пещерку под корни. Но настал день, когда он смог бросать камни и убивать этими камнями кроликов и белок. Только кроликов и белок он мог добыть себе на пропитание, но ему и этого хватало, и ему нравилось убивать. Лукойо не осмеливался разводить костра — заметь огонь люди, они могли явиться и убить его, но он с радостью обходился без костра: оказывается, ему нравился вкус крови! И вкус нравился, и вдобавок, поедая сырое мясо, он лелеял мысль о море людской крови.
Лукойо ел, спал, набирался сил и продумывал свою месть. «Улаган, — молился он, — пошли мне кого-нибудь, на кого бы я мог обрушить свой гнев! Пошли мне жертву для отмщения! Лучше бы кого-нибудь из моего бывшего племени, но если нельзя, то я готов убить любого, кого бы ты ни послал! Лишь бы это был человек!» И ему было радостно тешить себя мыслью, что багряный бог услышал его.
Глава 4
Рил сухо закашлялась, рывком села и поймала руку Огерна. — Муж мой… прошу тебя… — Успокойся, милая. Лежи тихо. — Огерн нежно уложил жену на подушку. — Ты больна, любовь моя. Береги силы. — Но, Огерн… — Ее рука крепко сжала его руку, и он с трудом сдержал набежавшие слезы. — Муж мой, выслушай меня. Я… если я… умру… наш сын… кто же тогда… — Тише, тише! — задыхаясь, выдавил Огерн — так у него сдавило грудь. — Я понимаю, когда дело доходит до того, чтобы нянчиться с малышами, я становлюсь неуклюжим и бесполезным верзилой, но в нашей деревне хватит женщин, которые сумеют позаботиться о ребенке. Отдыхай и поправляйся. Друзья присмотрят за ребенком вместо тебя. — А если я умру?! — Ты не умрешь, — решительно сказал Огерн. — Лихорадка пройдет! — Но под ложечкой у него сосало: он понимал, что лихорадка может и не пройти. Рил снова попробовала заговорить, но Огерн прижал палец к ее губам. — Лежи и молчи. Пока темно, пока ночь, лежи и спи ради нашего малыша. Ради меня. Тело жены напряглось, вытянулось, она опять пыталась подняться, но в глазах Огерна была такая мольба, что Рил все-таки послушалась его и откинулась на подушку. Огерн глубоко вздохнул и пробормотал: — Отдохни и наберись сил для борьбы с болезнью. Это самое главное, что ты можешь для всех нас сделать сейчас. Рил сглотнула, закрыла глаза и кивнула: — Раз ты так хочешь. — Милая моя. Его рука накрыла ее руку. Огерн наклонился, поцеловал жену и тут же выпрямился — на него строго смотрела Мардона. Огерн кивнул, погладил еще раз руку Рил, встал и отошел, дав Мардоне встать на колени около больной. Мардона положила на лоб Рил холодный влажный кусок ткани. Кто-то коснулся руки Огерна. Огерн вздрогнул и оглянулся — рядом стоял Чалук, второй шаман их племени. Чалук поманил Огерна, и Огерн пошел за ним, бросив через плечо последний, встревоженный взгляд на Рил. У выхода Чалук прошептал: — Ты ей все хорошо сказал, но тебе больше нельзя тут находиться. Ты боишься и можешь передать ей свой страх, и тогда она не уснет, а ей это очень нужно. Выйди отсюда, Огерн. — Нет… Но Чалук поднял руку, и Огерн закрыл рот, не успев возразить. — Не сомневайся, если она будет при смерти, я тебя позову, но сейчас уходи, Огерн. Сейчас тебе здесь делать нечего. Дай ей поспать, доверь ее нам — тем, кто знает, какие духи вызывают болезни. — Какой же дух мучает ее сейчас? — прошептал Огерн. |
