Я последовал за дядей Чаем в кладовку, где обнаружил, что банки с краской стояли на своем месте, но вся краска была почти израсходована. Похоже, убийца действительно прибегнул к запасам краски из низкого шкафчика. Я спросил дядю Чая, кто еще мог знать о краске. После долгих раздумий он ответил, что никто про нее не знал. Вот только кладовка не закрывалась на замок, в нее мог попасть кто угодно, поэтому делать какие-то выводы сейчас сложно.

Меня также сильно беспокоило, не случилось ли ночью еще чего-либо подозрительного.

Я расспросил всех по очереди, но безрезультатно. Все либо спали, либо смотрели DVD, и никто не слышал странных голосов. Что же до одежды, то тут опять получалось как с иголкой на дне моря. Я заглянул в каждый уголок Обсидианового особняка, и все активно содействовали мне в поисках. Я просмотрел сумки каждого, мне разрешали проверять все что вздумается, но одежда как в Лету канула. Я потратил на поиски два часа, и в конце концов мне пришлось признать, что одежду Тао Чжэнькуня убийца выбросил за пределы Обсидианового особняка. Я вернулся с докладом о результатах сегодняшнего расследования к Чэнь Цзюэ, но он абсолютно не согласился с моей точкой зрения.

Настроение офицера Чжао Шоужэня весь день было хуже некуда.

Изначально он думал, что сможет все предотвратить. Неожиданное развитие событий полностью вышло за рамки его представлений; чем дальше все заходило, тем хуже становилось. У него под носом уже погибли двое. Я мог видеть, что он испытывал сложные чувства. Когда полицейский стоял на месте происшествия рядом с Чэнь Цзюэ, он был крайне рассеян. Чувствовал себя абсолютно разбитым. С прибытия в Обсидиановый особняк и вплоть до сегодняшнего дня офицер Чжао вечно проигрывал, как проигрывал все двадцать лет. Все, что пожирало его изнутри все это время, он раскрыл в тот день. Но не почувствовал облегчения, только отчаяние. Я пишу об этом, чтобы подвести к услышанному диалогу между ним и Чэнь Цзюэ.

– Это бесполезно, мы не можем с ним бороться. Я даже не понимаю, убийца – человек или демон?

Высказавшись, Чжао Шоужэнь издал тихий вздох.

– Офицер Чжао, вы готовы сдаться?

– Не то чтобы я хотел сдаться, но… но шансов на победу нет, – безразлично ответил он.

– Я так не считаю. Препятствия существуют для того, чтобы их преодолевать. Офицер Чжао, по правде говоря, я восхищен вами. У вас есть решимость, которой нет у обычных людей, и она роднит вас с нами, математиками. Если б Эндрю Уайлс спасовал, то он не смог бы доказать великую теорему Ферма[41]. Если бы Григорий Перельман остановился перед гипотезой Пуанкаре[42], он не смог бы снискать такой славы. Вспомните вашу изначальную веру в то, что дело можно раскрыть! – торжественно сказал Чэнь Цзюэ.

Чжао Шоужэнь ответил с грустной улыбкой:

– Я действительно хотел продолжать поиск, и я это делал. Невзирая на возражения коллег, приехал в Обсидиановый особняк и думал, что смогу все уладить… И каков результат? Моя вера начала колебаться…

– Офицер Чжао, вы мне верите или нет? – строго спросил Чэнь Цзюэ.

Наступила тишина.

– Я знаю, что вы очень способный, ваше воображение и умение рассуждать логически приводят меня в восторг. Неудивительно, что вы смогли стать особым консультантом по уголовным делам в муниципальном бюро; ваша слава идет впереди вас! Однако на этот раз дело слишком специфическое. Я нисколько не сомневаюсь в ваших умениях, но, может, его попросту нельзя раскрыть? Вы можете сказать, что я боюсь. И я действительно боюсь. Не хочу больше видеть убийств, не хочу больше видеть мертвых. Профессор Чэнь, вы понимаете, о чем я? – В тоне Чжао Шоужэня слышалась глубокая печаль.

– Я не сдамся; к тому же мне нужна ваша помощь, – глядя ему в глаза, ответил Чэнь Цзюэ.