Чэнь Цзюэ казался уверенным в своей правоте.

– И что с того?! – Дядя Чай со злобой уставился на Чэнь Цзюэ.

– Проявите терпение. Когда жена Гу Юнхуэя, Фан Хуэй, узнала про все, она очень разозлилась. В порыве гнева бросила его и улетела в Париж. А когда вернулась, уже была беременна. Но это не был ребенок Гу Юнхуэя. До самой смерти он ничего не знал и считал Гу Яна своей плотью и кровью… – Чэнь Цзюэ запнулся на последних словах.

Мышцы на лице дяди Чая начали подергиваться. У меня возникло дурное предчувствие.

Набравшись духу, Чэнь Цзюэ обратился к дворецкому:

– Чтобы поквитаться с Гу Юнхуэем, Фан Хуэй завела отношения с другим мужчиной, забеременела от него, а потом сошлась обратно с бывшим мужем, чтобы потом он воспитывал этого ребенка. Дядя Чай, хочу задать вам четыре вопроса. Во-первых, не четвертая ли у вас группа крови? Во-вторых, после смерти Бай Янь вы ведь закрутили роман с молодой и красивой замужней женщиной, которая пропала из вашей жизни после нескольких встреч? В-третьих, до этого вы же никогда не встречали жену Гу Юнхуэя, Фан Хуэй, поэтому не знали ее в лицо? В-четвертых, вы частенько кашляли; случайно, не из-за астмы?

Я не мог сдвинуться с места, остолбенев от шока. Даже если б у меня было сто попыток, я все равно не смог бы предугадать такой исход. Чтобы отомстить Гу Юнхуэю, Фан Хуэй отыскала дядю Чая и вступила с ним в интимную связь. Гу Юнхуэй не ведал, что его сын, оказывается, кровь от крови его врага. А Фан Хуэй таким образом, с одной стороны, отплатила мужу за его преступление, совершенное против дяди Чая, а с другой – наказала его за измену.

– Невозможно… невозможно… невозможно… невозможно… – Дядя Чай затряс головой так сильно, словно хотел вытрясти из нее слова Чэнь Цзюэ.

– Мы с Гу Яном были однокурсниками. Я знал, что он страдал от врожденной астмы. Оказавшись в Обсидиановом особняке, я заметил, что у вас сильная одышка и вы много кашляете. Боюсь, у вас то же заболевание. Общеизвестно, что астма наследственна. Когда я впервые свел все совпадения воедино, мне тоже было трудно в это поверить. Я не мог не сказать вам, и надеюсь, что мои рассуждения ошибочны…

– Скажи, что это неправда! Это неправда! Неправда!

Дядя Чай с ревом бросился на Чэнь Цзюэ, словно дикий зверь. Но упал на колени и стал что есть силы молотить кулаками по полу, удар за ударом, сбивая костяшки в кровь и не собираясь останавливаться. Он выгибал шею и рычал, словно нечисть. Из его глаз ручьем лились слезы. Это продлилось несколько секунд; потом он зарыдал, обхватив голову двумя руками.

Тщательно подготовленное преступление обернулось против него самого. Я испытывал смешанные чувства, глядя на лежащего на полу ничком дядю Чая, у которого случился эмоциональный срыв. Я не понимал, радоваться мне тому, что Чэнь Цзюэ наконец поймал убийцу, или сопереживать разыгравшейся на моих глазах трагедии. Я верил, что сейчас ненависть и гнев исчезли из сердца дяди Чая, оставив место лишь для бесконечного раскаяния.

– Да, вы собственными руками погубили родного сына.

Возможно, мучаясь угрызениями совести, Чэнь Цзюэ с тяжелым вздохом произнес заключительные слова и уныло повесил голову.

Эпилог

Год близился к концу.

Осенью прошлого года меня приняли на работу в одно учебное заведение, и у меня начались хлопотные трудовые будни. Будучи в состоянии распоряжаться лишь очень маленьким количеством времени, я, как и раньше, провел Золотую неделю[44] за подготовкой к занятиям.