Потом вдруг высоко подняла его. Он напомнил яркий цветок, неожиданно распустившийся у нее над головой.
– Что тебе ответил Гу Ян? – взволнованно спросил я.
– Он сказал: «Я не хочу бегать за тобой. Я хочу жениться на тебе». – Щеки Чжу Лисинь зарделись румянцем. – Я обозвала его наглецом. Он ответил, что, к сожалению, таковым не является, иначе уже в тот вечер забрал бы меня с собой и сделал своей королевой, чтобы видеть каждый день и не тратить время на переписку. В тот момент он меня и рассердил, и рассмешил. Я подумала, какой же необыкновенный молодой человек: позавчера был героем трагедии, а сегодня вдруг превратился в сладкоречивого ловеласа… Меня впечатлил его двойственный характер. Потом мы начали общаться, стали встречаться. Он взял меня с собой в Штаты, в Англию, в Японию. Мне было все равно, куда ехать, лишь бы каждый день проводить с ним…
Услышав ее слова, я почувствовал укол скорби, но изо всех сил постарался не подать виду.
– Он пообещал жениться на мне, когда разрешится дело его отца. Мы хотели уехать далеко-далеко, где нас никто не знает. Он обещал…
Боль воспоминаний пронзила ее сердце, и Чжу Лисинь расплакалась. Она выронила зонтик, села на корточки и закрыла лицо руками. Она плакала так горько, что была похожа на маленькую девочку, у которой отобрали любимую куклу. Я стоял рядом и держал над ней зонт; вся моя одежда насквозь промокла от дождя.
Так странно: в ту минуту я подумал, что лучше б я оказался на месте Гу Яна, и тогда Чжу Лисинь было бы легче. Всего лишь мимолетная мысль: я не хотел по-настоящему умереть. Но я поразился своим помыслам. Если бы прикончили не Гу Яна, а меня, стала бы плакать по мне Чжу Лисинь? Боюсь, самое большее, что она испытала бы, – жалость, смешанную с чувством вины. Ее чувство вины тоже шло от Гу Яна: теперь она мучилась не только из-за него, но и вместо него.
Перед Гу Яном я – ничто.
На обратном пути к Обсидиановому особняку Чжу Лисинь с опухшими от слез глазами долго извинялась передо мной. Она подняла голову и обнаружила, что я держу над ней зонт, а сам с головы до ног мокрый, как утопленник, которого только-только вытащили на берег.
– Каждая пора моего тела до краев наполнена дождевой водой. Если ты сейчас заплачешь, я размокну окончательно.
Она рассмеялась моей шутке, но пока смеялась, в ее глазах по-прежнему виднелись слезы. Вообще-то они стояли в глазах и у меня. Как пелось в одной песне: смешались воедино теплые слезы и холодный дождь…
Первое, что я сделал, вернувшись в свою комнату, – это принял горячий душ и переоделся в чистую сухую одежду. Бросил взгляд на висевшие на стене часы: без десяти пять. Пора спускаться вниз к ужину. По пути я решил зайти за Чэнь Цзюэ. Дойдя до его комнаты, постучал в дверь. Он открыл, но продолжил молча стоять в проходе, смерив меня странным взглядом. Я немного запаниковал от такого поворота и спросил его:
– А чего ты так на меня смотришь? Давай, пошли вниз есть, там уже все готово.
Он смотрел и смотрел на меня в упор.
Я немного разозлился:
– Эй! Ты нормальный? Я с тобой говорю! Ты что, так долго спал, что у тебя мозги прокисли?
Чэнь Цзюэ очень медленно, проговаривая каждое слово, произнес:
– Так тебе нравится Чжу Лисинь?
– Что за бред ты несешь! – Я разом затолкал его в комнату и закрыл за собой дверь. – Реально прокисли!
Все пропало бы, если б его слова услышал кто-то другой.
– Так тебе нравится Чжу Лисинь? – вновь безразлично спросил мой друг.
– Тебе это доставляет удовольствие?! Гу Ян погиб, но ты считаешь нормальным такое спрашивать! Надо знать меру! – выкрикнул я.
Моя мама говорит, что чем сильнее я завираюсь, тем громче у меня становится голос. Сейчас я понял, что она права. |