.. Нету их... Значит мы, в некотором
роде боги...
У всех троих оживились личики и точно появились невидимые короны. Иоганн
вдруг встал и пошел за скрипкой: у Клавы она валялась где-то в закутке,
неизвестно чья. Вскоре послышались трогательные, сентиментальные звуки.
Скрючившись, Иоганн играл на ступеньках черного хода...
Пора была уже ночевничать, в новую форму отъединенности.
- Всех, всех пристроим, - ворковала довольная своим брюхом Клава.
- Пырь, все-таки лучше бы ты поехал домой, - сказала Анна.
- Почему, почему же?! - пухло вмешалась Клава. Но Пырь послушно
направился к выходу.
- Я еще с ним пересплю в постельке. Даром, что он меня вешал, - пискнула
Клава и подскочив, потрепала Пыря по обеим мясистым щекам.
А на следующий день ситуация резко изменилась. До Клавы дошел слушок, что
Федору грозят какие-то мелкие неприятности от местных властей. Слушок был
мутный, неопределенный, но чуть тревожный. На этот раз Федор решил уехать.
Прихватив немного деньжищ, он, чмокнув на прощанье Клавушу в задницу, исчез.
- Пусть побродит... по Рассеи, - подумала Клава. Вечером из всего шумного
общества в Клавином доме осталась только Барская, Аня.
Так и не повидал пока Федор Аниных настоящих людей.
XI
Опустело покатились дни в Клавином доме. Клавуша водицей побрызгается,
иной раз живого, полуворованного гусенка внутрь себя засунет... "Без
удовольствия нельзя... Состаришься", - подумает мельком, отдыхаючи на
перинке и посматривая в потолок.
Дед Коля после работы шатается: мух ловит. Мила цветочки на помойках
собирает.
Одна Аня где-то пропадала. Но однажды Барская зашла в Клавину комнату, к
хозяйке:
"Клавдия Ивановна, несчастье тут, у одного моего старого знакомого -
Христофорова... Отец чуть не помирает..." И она рассказала, что Христофоровы
- отец и сын - попали сейчас в плохие условия, что старик - чистый, но
болеет какой-то внутренней болезнью, и ему необходим свежий воздух и
перемена обстановки.
- Нельзя ли на время привезти его сюда... во вторую нижнюю комнату...
вместе с сыном, чтоб ухаживал, - сказала Анна и вдруг добавила: " не
думайте, он мне не любовник, просто очень старое знакомство с его семьей".
Клавушка - к Аниному удивлению - согласилась.
- Вези, Ануля, вези их, - проговорила Клава, - я ведь жалостливая... Гуся
и то вон жалею...
И она кивнула на жирного, ошалевшего гусенка, у которого клюв был слегка
перетянут бинтом, чтоб он не мог особенно щипаться...
На следующий день Анна привезла сюда, к Клаве, беленького, седого
старичка с его двадцатисемилетним сыном.
Старичок был настолько благостным, что прямо-таки растворял все
окружающее в любви; седые волосы окружали его голову точно ореол смирения и
тишины; а маленькие, глубоко запрятанные глазки светились таким трогательным
умилением, будто он не умирал, а наоборот воскресал. |