Огромные бесцветные крылья Жрицы с зеленой каймой по наружному краю слегка трепетали, многочисленные золотистые прожилки сверкали, переливались завораживающим блеском. Их сияние кружило голову, и Конану вдруг мучительно захотелось бросить оружие и прилечь в мягкий высокий мох. Забыться, заснуть, погрузиться в негу, дарующую покой… Вечный покой…

Зарычав, киммериец ринулся вперед. Его меч успел задеть отвратительную лапу-веретено: по роговому щитку, прикрывавшему зловещую пилу, потекла зеленоватая струйка сукровицы. В тот же миг Жрица стремительно выбросила вперед лапы и схватила человека. Конан ощутил, как земля ушла из-под ног, и увидел надвигающийся черный клюв, отверстый, готовый насладиться добычей… По бокам клюва сидели огромные сетчатые глаза, и за их радужной оболочкой киммерийцу почудился насмешливый блеск. Тогда, чувствуя, что тело его вот-вот будет разрезано надвое, варвар испустил боевой вопль и из последних сил всадил в смеющийся глаз короткий гиперборейский клинок.

* * *

– Тебя, видно, в кузне ковали, — сказал Альбинос, прикладывая к ранам Конана мясистые листья, ароматные, дарующие измученному телу покой и прохладу.

– Мой отец точно, коваль, — откликнулся северянин, — но родила меня обычная женщина.

Он лежал на подстилке из сухого мха в ста шагах от тела поверженного чудовища. Ходок притащил целебные растения, натер варвара липкой массой и напоил какой-то терпкой, обжигающей горло жидкостью.

– Много здесь тварей ползает, — ворчал он, пользуя своего спутника. — Сдается мне, то обычные букашки-таракашки, кузнечики, саранча, кобылки… Только невесть почему вымахали они с кобылу настоящую. Так вот, Жрицы из них самые кровожадные. Часами могут в зарослях таиться, а как жертва неосторожно к ним подпрыгнет, вылезают и ну крылья топорщить. Пугают. Добыча от их шуршания и потрескивания цепенеет и шагу ступить не может, так и ждет, пока Жрица их схватит, А как схватит, тут тварям ползающим и летающим конец: их пил этих страшных никто ускользнуть не может. Ты первый. Идти-то сможешь?

– Смогу. А что за девица голая нам являлась?

Альбинос поморщился.

– Не было никакой девицы. Тоже козни Жрицы. Сколько раз наблюдал, как твари эти морок на своих жертв напускают: кузнечику — самку кузнечика, саранче — ее любовь… А нам вот тоже самочку подослала, только человечью_ Признаюсь тебе, северянин, я и сам бы купился, коли впервой такое увидел. Ладно, если шагать способен, поднимайся и давай поищем оотэку. Она здесь где-то, неподалеку.

Они углубились в заросли трав, осторожно ступая по сырой подстилке, готовые в любой момент встретить новую опасность.

Поиски были недолги: Ходок вскоре обнаружил пучок бурых растений, похожих на водоросли, и раскидал и своей палкой. Конан увидел листообразную сумку локтя три длиной, цвета пшеничного зерна. Оотэка была сделана из вещества, похожего на шелк, но не разделяющегося на нити, а представляющего сплошную пенистую массу. Верхняя сторона сумки была выпуклой и разделялась тремя продольными поясками.

– Счастлив твой Кром! — осклабился Ходок. — Бывало, я дня три-четыре средь трав бродил, прежде чем яйца найти. А тут, на тебе, сразу натолкнулись.

– Яйца? — переспросил киммериец.

– Да, северянин, "лучезарные зерна" — приплод Жриц, который эти твари откладывают в оотэках. Не знаю уж, почему он обладает столь удивительными свойствами, но, думаю, виной тому щит Агибалла.

– Ты обещал отвести меня к нему.

– Обещал и сделаю. Не хочу, чтобы ты винил меня в том, что не сможешь выбраться из Провала.