|
.. Тимур прямо сейчас роет пещеру — может быть, прямо за стеной, как раз напротив ее комнаты. Лизе захотелось выглянуть в окно, но этого, конечно, делать было нельзя — если застукают, могут догадаться. Да и не увидеть ничего — все занесло. Снег, облепивший стекло, стал голубовато-серым. Лиза вдруг поняла, что уже рассвело, а темнота в здании — от того, что все окна замело сверху донизу. Рассвет все-таки наступил. Что-то изменилось в мире. Утробное ворчание Барина стало громче, и Лиза подскочила. Больше тянуть нельзя — иначе ее план может провалиться. Лиза стояла в комнате, полной мертвецов. Она старалась дышать ртом, чтобы не чувствовать запаха. На серых одеялах, покрывавших тела, проступали отвратительные темные пятна. Двое на кроватях, Наталья и Вячеслав Иванович. Двое на полу между ними, похожие на набитые тряпьем мешки, большой и маленький — Колян и Вова. Всего — четверо, но Колян погиб от шальной пули, и поэтому он не в счет. Лиза воскресит одного из троих, чтобы он мог указать на своего убийцу. Осознание того, что именно надо сделать, обрушилось на Лизу, как тяжкая лапа чудовища, таящегося во тьме, монстра, веками не видевшего света, отвратительного существа с гнилым нутром и ядовитой слюной. До сих пор Лиза не подозревала о его существовании — лишь в худшие дни, в самые мучительные моменты своей жизни, те, о которых хочется забыть навсегда, она иногда чувствовала на затылке его призрачное ледяное дыхание. Но сейчас Лиза должна была повернуться к этому чудовищу лицом. Она должна сделать выбор. Надо решить, кого именно вернуть из небытия в изувеченное, непригодное для жизни тело... Они мучились, когда оживали, ужасно мучились. Лучше бы эту боль почувствовала Наталья — так ей и надо! Лиза почти хотела, чтобы ей было больно. Пусть бы получила свое за то, что увела папу. Но что она скажет, когда оживет? Она не станет слушать ее просьбы. Она скажет, что Лиза — мелкая паршивка и беда случилась из-за нее. Ты во всем виновата, скажет она. Ты, злобная эгоистичная дрянь, продолжаешь доставать меня даже после смерти... А потом она протянет скрюченные пальцы к отцу и скажет: «Иди ко мне, милый. Я вернулась за тобой». И он закричит от ужаса, волосы станут дыбом, и глаза захлестнет багровой мутью... Или — шагнет навстречу объятиям... и тогда она заберет его. Нет. Лиза часто, со всхлипыванием дышала. Пальцы вдавились в щеки, и под ногтями на лице проступили кровавые полумесяцы, но она не чувствовала боли. Нет, только не Наталья. Пусть бы этот противный водитель... и пускай он идет, отвратительный, голый, мокрый... пусть они напугаются еще сильнее, так папе и надо. Но знает ли Вова, кто убил его? Один раз она уже воскресила его, и он ничего не сказал. Может, маньяк напал на него сзади. Может, он так и не успел ничего увидеть. Лиза перевела взгляд на старого учителя. Слезы беззвучным градом по щекам, но Лиза не сознавала этого. Из всех троих одного Вячеслава Ивановича она по-настоящему не хотела оживлять. Не хотела, чтобы он страдал. От мысли, что боль заставит его кричать и плакать, Лизе хотелось скорчиться, завыть загнанным зверьком. Он был добрый, такой добрый, что сумел пожалеть даже своего убийцу, когда узнал его... Именно поэтому она должна была воскресить именно его. — Простите, Вячеслав Иванович, — пробормотала она, — простите. Когда Лиза взялась за кулон, ей показалось, что сердце подернула прочная, как броня, обжигающая корка льда. Они снова на нее смотрят, думала Анна, снова смотрят, и она начинала догадываться, почему. В их глазах осуждение и угроза. Они все знают, они все видели. Рано или поздно они все умрут, и тогда она наконец-то избавится от ледяных игл в сердце, пришпиливающих ее к промороженной, твердой, как камень, земле, и взлетит, окутается золотистым сиянием и наконец-то согреется. Но до тех пор ей грозит опасность. Они догадываются. |
