И зло завыла, словно раненая волчица.

— Бля... — я от злости дернул себя за бороду. — Ну чего ты дурища? Я тебя всякой люблю... — встал и обнял аланку.

— Всяко-оой? — взвыла аланка. — Всякой? Значит дурнушка, да? — и свирепо грызанула меня за предплечье.

— Етить, а если плетью? — я шлепнул ее по ягодице. — Сдурела? Как дам сейчас, больно!

— Прости... — аланка мгновенно успокоилась и крепко прижалась ко мне. — Ничего не могу с собой сделать, словно распирает, хочется поскандалить. Хочешь, отлупи...

— То-то же, — я обреченно вздохнул. — Ладно, пройдет все. Пойду я, дел невпроворот...

— Бросаешь, да? Не люба, да? — по щекам Зарины опять побежали слезы, но при виде моего кулака она тут же улыбнулась и подтолкнула меня к двери. — Иди уже, а то опять скандалить стану...

Я прекрасно понимал, что с ней творится, даже сочувствовал, но поспешил от греха подальше свалить и приказал привести к себе Михаила, сына покойного Сигизмунда.

В комнату вошел длинный, голенастый парень с носатой мордой. Выглядел он жутковато, хотя содержался в приличных условиях, даже не в кандалах. Дело в том, что в плен его взял самолично Ипатий, при этом саданув своим крестом так, что шлем-армет Михаила пришлось вскрывать, как консервную банку. И до сих пор с правой стороны морды литвина не сошла фиолетовая опухоль. Да и настроением он не блистал, потому что, по моему приказу, на него в темнице тактично давили, убеждая что я целыми днями выбираю для него лютую казнь и вроде как остановился на четвертовании.

Извини дружище, ничего личного, просто небольшая психологическая игра, для твоей пущей сговорчивости. В самом деле, не пытают же? А остальное переживешь.

— Поздорову ли, Михаил Сигизмундович? Может в чем нужда есть? Кормят хорошо? — я встал, жестом отослал охрану, ногой подвинул к Михаилу кресло, а сам налил меда из кувшина и сунул ему в руки.

— Все хорошо, благодарю... — поспешно ответил сын покойного Жигимонта и с ужасом покосился на кубок — видимо подумал, что я его решил лично отравить.

— Пей, пей... — я забрал у него мед и сам отхлебнул. — Видишь? Нужды тебя травить у меня нет. Во-от, молодец! А теперь давай подумаем, как жить дальше будем?

— Как? — машинально повторил за мной литвин.

— Вот я и спрашиваю, как... — я ухмыльнулся. — Думаю, завтра отпущу тебя домой.

— Выкуп? — облегченно вскинулся Мишка. — Надо время, чтобы собрать.

— Без выкупа.

— Как?

— Вот так, княжь себе на здоровье дальше.

На опухшей морде проявилось дикое изумление, он хотел опять переспросить, но только хрипнул.

Пришлось срочно разъяснять задумку, дабы от изумления копыта не отбросил.

— Княжение литовское я у тебя забирать не буду, мало того, поддержу, но с русскими землями попрощайся. Остальное у тебя остается, вплоть до Киева. Вот, смотри... — я показал на карту. — Вот так, так и до сюда...

— В отца место отдаешь? — вскинулся Михаил. — Не пойду, хоть убей...

— Нет, докончание подпишем братское. А я тебя еще против Польши за Волынь поддержу.

— Зачем тебе? — не поверил литвин. — Все же сейчас в твоих руках!

— Зачем? Худой мир лучше хорошей войны. Я забрал свое, чужое мне не надо. Нет подвоха. Скверно с твоим отцом вышло, но я мог тоже оказаться на его месте. А с тобой хочу мира, верю, что вместе станем сильней. На завтра собираю Сейм... тьфу ты, Вече, а после, отправлю тебя домой. Да что ты не пьешь, пей, пей...

Говорил с ним искренне, хотя понимал, что рано или поздно он все равно даст мне повод, для того, чтобы оттяпать у него остальное.