|
Когда через несколько дней после разговора Гизелы относительно Югославии его пригласили к прокурору земли Гессен, он удивился, что прокурор - его добрый знакомый государственный советник Тиммель - не позвонил ему сам, не приехал попросту в госта и в дружеской беседе не изложил того дела, какое у него было, хоть и то сказать - какое дело могло быть у прокурора к доктору Кемперу! Нервничая и даже разгневавшись, Кемпер поехал к прокурору, собираясь сказать ему откровенно, что настоящие друзья так не поступают. Но его намерение не осуществилось, так как прокурора не было и Кемпера принимал его помощник, тихонький чиновник со стыдливым румянцем на тщательно выбритых щеках. - Известно ли герру доктору…-начал он после приветствия и краткого обмена банальными фразами о том, о сем… - Но вы не подумайте. Я не хотел бы… - Ну что вы! - добродушно развел руками доктор Кемпер.- Прошу, прошу. - Нет, нет, это просто. Знаете… Известно ли вам, что… каплунов надо откармливать не зерном, а… - Я привык их есть, а не откармливать! - захохотал Кемпер, удивляясь, что чиновник тратит время на такие пустяки. - Да, да, - сказал тот. - Собственно, я не об этом. - Я понимаю. Не могли же вы пригласить меня только, чтобы… о каплунах. Я вас слушаю. Чиновник начал о деле. Говорил долго и путано. Но все равно: как он ни путал, как ни завертывал огонь в бумажки бюрократических недомолвок, пламя прожигало их все, уголек уже обжигал Кемперу кончики пальцев, он перебрасывал его с ладони на ладонь, дул, на него. Не помогало. Из чиновкичьих россказней выходило, что он, доктор Кемпер, не может более открыто практиковать в городе («Но ведь это же мой родной город, если я не ошибаюсь!»). Да, да, он действительно не ошибается, но дело в том, что, как это ни трагично звучит, ему нельзя будет не то что заниматься врачебной практикой, но и вообще проживать в нем в дальнейшем, если… Ибо это вызовет… Чиновник долго не мог подыскать соответствующего слова. Попросту говоря, герр доктор все понимает, должен понимать, мы живем в такие тяжелые времена, что невольно приходится понимать все, даже если эта чушь, идиотизм. - Очевидно, речь идет о чьих-то, интригах? - попытался было высказать догадку доктор. - Нет, нет, боже сохрани, какие могут быть интриги против столь уважаемого гражданина! - Тогда что же - инструкция? - Мы живем в конституционной стране, хвала богу, и все, что касается наших граждан, обусловлено только конституцией, а не какими-то полицейскими инструкциями. _ - Тогда какого же черта!… - Просто - опииия, общественное мнение. Прежде всего зарубежное. - Мы уже стали опять такими несчастными, что прислушиваемся к тому, что о нас говорят чужеземцы? - Но пусть герр доктор меня правильно поймет, речь, идет также и о нашей опинии. Ваше прошлое… - До моего прошлого никому нет дела! - Это так, и мы, собственно, тоже придерживались такого взгляда десять лет назад. Тогда мы считали, что для пользы нации, для нашего молодого поколения… Просто было бы непедагогично нам самим поднимать некоторые дела, преследовать наших людей… - Преследовать? Вы имеете в виду меня? - К сожалению… - И это преследование, как вы говорите, означает для меня отказ от врачебной практики в Вальдбурге? Гм… Не знаю, так ли это законно, но у меня есть сбережения… В конце концов, я могу расстаться с так называемой врачебной практикой. Щупать потные животы и заглядывать в вонючие рты - это не такая уж и приятная вещь, если хотите. Можно только пожалеть, что я столько лет отдал хилым жителям Вальдбурга… - Сочувствую, герр доктор. Однако… - Вы еще не все сказали? - Да, к сожалению, не все… - Но в чем же дело, черт бы забрал вашу вежливость и нерешительность. |
