По кирпичной дорожке, обсаженной розами, шел к шлагбауму от крайнего дома невысокий стройный офицер, подвижный, как японец из фильмов Куросавы. Солдат из будочки вылетел ему навстречу - по-лошадиному потопал ногами, офицер махнул ему рукой, подошел к Кемперу.

- Вы хотели к полковнику Хепси? - спросил на довольно чистом немецком языке.

- Да. У меня… Ваш солдат забрал письмо. Рекомендательное письмо от…

- Пожалуйста, - спокойно сказал офицер, - я могу вас проводить…

- А… - Кемпер хотел спросить о машине.

- Машину оставьте здесь. У нас не положено заезжать туда,- он снова, как и солдату, махнул небрежно рукой, пошел впереди Кемпера, взял у солдата письмо, не глядя, бросил его в карман своего новенького френча,

Кемпер шел за офицером, и казалось ему, что попал ой в какое-то заколдованное царство. Грелись на солнышке десятки красивых немецких домов, зеленел плющ на их боковых, а кое-где и фасадных стенах, белели занавесочки на окнах. Цветники пестрели разноцветьем роз. Хозяйственная забота проглядывала с каждого лоскуточка земли. А между тем вокруг не видно ни единой живой души. Офицер и Кемпер ступали по выскобленной, словно бы вымытой, так она была чиста, кирпичной дорожке тротуара. Их шаги странно отдавались среди пустынного поселка. Дома безмолвно белели занавесками. За чисто вымытыми стеклами окон не мелькнуло ни единое лицо, ни одна дверь не отворилась, не скрипнула, не стукнула, ни одна живая душа не вышла им навстречу, не показалась издали. Они шли городом мертвых, жутким в своей красоте и прибранности.

Кемперу стало страшно. Он оглянулся, готов был убежать к своей машине и поехать туда, где есть люди, где бурлит жизнь, где он может бороться за свое существование, за свои права, но они уже свернули за угол дома, шлагбаум с машиною Кемпера скрылся из виду, дома смыкались позади молчаливой, мрачной шеренгой, а впереди сухо отдавались спокойные шаги юркого, как японец из кинокартины Куросавы, офицера, словно приговаривали: «Иди за мной! Иди за мной!»

Призрачный марш их, монотонный до убийственности, длился невесть сколько. Наконец офицер остановился у двери, нажал кнопку, дверь медленно распахнулась без чьего бы то ни было вмешательства, за дверью тоже была пустота, широкая чистая лестница вела наверх, офицер пошел на второй этаж, там опять дверь, опять кнопка, опять дверь раскрылась сама по себе, но в коридоре стоял мрачного вида здоровяк с такой же автоматической винтовкой, как и у того, что дежурил возле шлагбаума. Офицер сказал ему: «Это со мной», тип кивнул головой. Они пошли дальше, еще было несколько дверей, и за каждой из них нахальные типы с автоматическими винтовками, и всякий раз офицер говорил свою фразу: «Это со мной», и те качали башками, а у Кемпера с каждой новой дверью и с каждой новой фигурой часового душа все уменьшалась, убегала все дальше и дальше, и уже нечего ее было искать даже там, где надеются найти ее при самых затруднительных обстоятельствах, - в пятках. Выбраться отсюда сам он не сможет никогда и ни за что. Разве что столкуется с таинственным полковником Хепси-пепси.

Вера в благие намерения государственного советника Тиммеля давно развеялась. Кемпер слишком хорошо знал, что дружба бессильна там, где появляются такие мрачные часовые. Друзья могут уладить свои дела где-нибудь за рюмкой коньяку, слушая приглушенную музыку, раскуривая сигару. А когда тебя вызывают во дворец Правосудия, а потом загоняют в это таинственное пристанище неизвестного чужого полковника, ведут к нему через целый лабиринт, словно к мифическому полубыку на растерзание, то ты и должен ждать растерзания и ничего больше.

Наконец они дошли.