Пусть бы попробовали те, что сегодня пустословят о гуманности, побыть тогда на его месте! Гуманность! Го…нянность - иначе он не может назвать все эти безответственные разговорчики, инспирированные коммунистами. Они готовы теперь расплакаться над каждой могилой, словно забыли, что война без убитых невозможна. Они ищут доктора Кемпера! Может быть, для того, чтобы он подставил под их физиономию медицинские ванночки для слез?

Он распалял себя все больше и больше, готовясь к встрече с американским полковником, у которого была комичная фамилия, похожая не то на какое-то блюдо, не то на американский напиток. Почему-то считал, что полковник станет допрашивать его строго, как следователь военного трибунала, а он не будет обороняться, а сразу перейдет в наступление, примется обвинять всех, в том числе и полковника, в том, что не дают спокойно жить порядочным людям.

Но когда он издали увидел аккуратные пятиэтажные домики, белые занавески на окнах, стены, густо увитые сочно-зеленым плющом, дохнуло на него таким привычным покоем, таким истинно-немецким, что опять вылетели из головы все суровые слова, заготовленные для противника, и он остановил машину у клетчатого шлагбаума успокоенный, даже с кротостью поглядел на высокого американского солдата, выходившего из будочки.

- К полковнику… - Кемпер достал конверт, глянул на него, - к полковнику Хепси как проехать?

Солдат, поправляя автоматическую винтовку, которая болталась на -широком белом ремне, перекинутом через плечо, подошел к машине, молча протянул руку. Это был молодой самоуверенный нахал, который не знал о существовании на свете какой-то вежливости, каких-то общепринятых правил хорошего поведения. Кемпер покраснел, возмущение снова поднималось в нем, сдавливало горло, но он сдержал себя, хорошо понимая, что необдуманной выходкой перед этим нижним чином только навредит себе. Выдавил на лице вежливую улыбку, подал американцу конверт. Тот повертел его так и эдак, взглянул против солнца, спокойно бросил конверт в глубокий карман (у него на штанах с полдюжины таких карманов), неуклюже повернулся и поплелся назад к своей красиво размалеванной будочке.

- Эй,- не выдержал Кемпер, - куда же вы?! Солдат даже не оглянулся. Кемпер, вспотевший от

возмущения, готов был повернуть машину и ехать назад. Так и сделал бы, если бы… Ах, если бы он мог делать всегда то, что хочется! Но для этого надо иметь абсолютную независимость. Независимость от всего света. А кто ее имеет? Где есть хоть один такой счастливый человек? Те концлагерные глупцы, верно, считали тогда таким всемогущим и независимым его, штабсарцта Кемпера. Он мог махнуть рукой, а мог и не махнуть. Мог отдать эсэсовцам того или другого, а мог и не отдать. Если бы! От него требовали ежедневной «продукции»! Он имел установленный план. И если бы он не выполнял его, то… Дело было не только в том, чтобы придерживаться загодя установленной цифры, - надо было перевыполнять, иначе тебя не считали бы усердным солдатом и ты прекрасным образом отправился бы на Восточный фронт. Разве теперь расскажешь обо всем этом тем слюнявым международным комитетам и группировками, которые борются за какие-то призрачные принципы, а на самом деле играют на руку коммунистам, и только коммунистам!

По кирпичной дорожке, обсаженной розами, шел к шлагбауму от крайнего дома невысокий стройный офицер, подвижный, как японец из фильмов Куросавы.