Папуля этого очень не одобряет. Он у нас бывший военный — танкист и командир полка, и дисциплину считает краеугольным камнем мироздания. А бабушке не нравится, когда за опоздание к трапезе на нее орут бронебойным голосом: «Два наряда вне очереди и пятьдесят отжиманий!»

Тем более что бабуля бывший педагог и сама умеет орать будь здоров. Гораздо лучше, чем отжиматься.

Мы, Кузнецовы, вообще все на диво горластые, даже не знаю, как у нас приживется тихоня Трошкина. Боюсь, она будет скользить вдоль стеночки боязливым призраком, вдохновляя мамулю на сочинение новых кошмарных романов.

Будильник, трезвон которого можно было услышать даже в ближнем космосе сквозь усиленную обшивку орбитальной станции и гермошлем скафандра, не подвел, и к ужину вся женская часть семейства явилась без опозданий.

Папуля довольно оглядел нас, выжидательно сглатывающих слюнки, и тоже сел за стол, объявив:

— Зяму ждать не будем, он предупредил, что задержится.

Я покосилась на Трошкину, ненавязчиво интересуясь ее реакцией.

Если бы я узнавала о планах жениха на вечер от других людей, пусть даже будущих родственников, он очень быстро вылетел бы из основного состава моих кавалеров. Да он бы и на скамейке запасных не задержался — просквозил бы навылет из моей бальной книжечки!

Но Алла кротко кивнула:

— Да, да, я знаю, Зямочка очень торопится до отъезда закончить срочный заказ.

Я посмотрела на бабулю (она у нас старая феминистка и заядлая правдорубка), бабуля скривилась и приоткрыла рот.

— Бабуль, тебе, наверное, новая вставная челюсть натирает? — упреждая ненужные откровения, спросила я с нажимом. — Тебе, должно быть, кушать больно, да?

— Да, мне очень больно, — вздохнула бабуля и с жалостью посмотрела на Трошкину.

Оставшуюся недосказанной полную фразу «Мне очень больно это видеть» угадали только я и мамуля.

Наш Зяма — жуткий бабник, и Трошкина — его единственное за всю сознательную жизнь серьезное увлечение. Серьезное оно настолько, что Зяма даже решился жениться, потому что после пары лет неузаконенных отношений Алка заявила, что не позволит и далее ее использовать. Ей, мол, нужны определенность и уверенность в крепости уз. Причем обязательным условием заключения брака была поставлена нерушимая моногамность, пока смерть не разлучит их с Зямой. Влюбленный братец со всем согласился и все порочащие его связи пресек, но, зная Казимира нашего Борисовича, я боялась, что он сорвется.

Казимир Кузнецов — красавец мужчина, прирожденный соблазнитель и известный в городе интерьер-дизайнер. А дорогие интерьеры — они, заразы, богаты всякими там диванами, банкетками и козетками, провоцирующими на моральное падение!

Так что самоотверженный труд по завершению нового важного заказа вполне мог оказаться экспрессивным парным танцем в горизонтальной плоскости.

Впрочем, вовсе не в наших интересах было наводить на эту разрушительную мысль простодушную Трошкину. Как новый член семьи она всех более чем устраивала: мы с Алкой с самых яслей шли по жизни рука об руку и практически сроднились.

— Да, совсем непросто приходится супругам гениев, — дипломатично сказала мамуля.

— Тебе так трудно со мной, дорогая? — удивился папуля.

— Вообще-то, я хотела привести в пример тебя. — Мамуля акцентировала местоимение.

Я закатила глаза.

Гениев в нашем семействе — почти как градусов в чистом спирте! Одна бабуля на лавровый венок не претендует. Уже. Лет двадцать назад мы от нее регулярно слышали: «Я заслуженный учитель России, выдающийся педагог и ученый, нишкните, смертные!»

— Супруги гениев должны быть чуткими, понимающими, умеющими вовремя отступить в тень, — продолжила мысль мамуля.