|
Звук привел к человеку в белой рубахе, спавшему на земле; рядом с ним лежала винтовка. Судя по лицу, это был китаец. Канацзучи подхватил винтовку, наклонился и потыкал китайца в нос кончиком ствола. Тот проснулся, однако казался вялым и безразличным ко всему, включая уставленное ему в лицо ружейное дуло. — Почему ты спишь на дежурстве? — спросил Канацзучи по-мандарински. — Ты доложишь обо мне? — безразличным тоном осведомился незадачливый караульный. — А что, если бы я был вторгшимся чужаком? — Не говори на этом языке, — прозвучал ответ по-английски. — Это запрещено правилами. — Если ты не ответишь на мои вопросы, об этом будет доложено, — сказал Канацзучи тоже по-английски. — Ты и так должен доложить обо мне. Я нарушил правила. Меня следует наказать, — произнес китаец чуть ли не с нетерпением, впервые проявляя эмоции. — Это твоя обязанность. — Ты знаешь, что с тобой будет? — Меня отправят к преподобному. — А что Он с тобой сделает? — Накажет. — Как? — Ты должен сказать им, что я сделал. Таково правило. Если ты не скажешь им, это нарушение… Канацзучи сдавил китайцу горло, заставив умолкнуть. — Как давно ты здесь находишься? — Он чуть ослабил хватку. — Два года. — Где сейчас люди, которые занимались здесь взрывными работами? Китайцы, ты знал их? Последовал утвердительный кивок. — Они работали на железную дорогу, ты тоже? Он снова кивнул. — Где они сейчас? — Их нет. — Они сделали подземное помещение под этой церковью. Знаешь, где оно? Китаец замотал головой. — Они построили все это для преподобного? Утвердительный кивок. — Все для преподобного. — Где сейчас преподобный? Отрицательный жест. — Скажи мне, или я убью тебя. Китаец снова покачал головой, и глаза его стали холодными, как у рептилии. — Ты не из наших… Он попытался крикнуть, но Канацзучи сжал горло изо всех сил, не дав звуку вырваться наружу. Мужчина обмяк, как сломанная кукла. Канацзучи оттащил его тело к краю комнаты, опустошил один из ружейных ящиков, засунул туда труп и прикрыл парусиной. В помещении было тихо: караульные его не увидели и не услышали. Он вернулся к задней двери и покинул склад. Данте, как и велел ему Фридрих, с саквояжем на коленях сидел возле двери кабинета и ждал. Люди, с которыми они путешествовали, находились где-то в доме, ухаживали за своим товарищем, раненным шальной пулей перед тем, как пал последний из добровольцев. Сразу после этого они сломя голову помчались сюда, в Новый город, который произвел на Скруджса ошеломляющее впечатление. Сквозь тюлевую занавеску ему была видна внизу главная улица, чистая белая простота которой заставила вернуться к мечтам о доме, который он так хотел обрести и надеялся никогда не покидать. |
