— Ну, я же не идиот, — принимаю самую непринуждённую из доступных мне поз. Закидываю ногу на ногу — так, что из-за собственного колена не вижу лица собеседника. — Во всяком случае, не полный. Это какой-то нелепый розыгрыш. Очевидно, вы из неких тёмных соображений оглушили меня, затащили в эту дурацкую клинику с дурацкими прожекторами, от которых я почти ослеп, и проводите на мне соразмерно дурацкий эксперимент. Так вот, чтобы вы знали. Я верю в пришельцев из будущего в той же мере, что и в пришельцев из космоса. То есть ни на грош. Все без исключений мои знакомые уфологи на поверку были шизофрениками. Следовательно, остаётся два предположения. Первое: вы из компетентных-таки органов и этим экзотическим способом пытаетесь раскрутить меня на чистосердечное покаяние. Знать бы только, что вы мне шьёте, гражданин начальник… Второе: в архиве меня примяло стеллажом, или крысы заели до полусмерти, или потолок обрушился… или ещё хрен знает что… и теперь я со съехавшей набок крышей угодил в дурдом, где вы на первом сеансе вправления мозгов изо всех сил пытаетесь не травмировать жалкие остатки моей психики, а всё, что я вижу и чувствую, в реальности есть лишь плод моего воображения и параноидальные галлюцинации.

— Ну-ну, — бормочет он. — Третье и четвёртое не упустили?

— Это как же?

— Есть ещё вариант по Амброзу Бирсу… помните «Совиный ручей»?.. и вариант по Данте Алигьери. Или они чересчур невыносимы для вашей тонкой натуры?

— То есть, вы хотите сказать, что я откинул коньки… нет, на апостола Петра вы не похожи!

— Ничто меня так не умиляет, как варварский жаргон, на котором вы изъясняетесь. Жуткая смесь блатной музыки и тусовочного арго. Поддерживать контакт подобными языковыми средствами способен лишь высококлассный специалист по вашей эпохе — вроде меня.

— По эпохе, разумеется, перестройки и гласности?

— Да нет… Мы называем её иначе. Для большинства ваших современников этот термин показался бы обидным…

Несмотря на сатанинское палево, в помещении отнюдь не жарко, даже наоборот. Я не испытываю ни малейшего дискомфорта в своей курточке, попиленных джинсах и кроссовках поверх шерстяных носков. Любопытно, это как раз ему должно быть зябко в его прикиде. Но он сидит развалясь, даже блаженствуя, будто кот на солнцепёке. Может быть, у него кресло с подогревом под задницей?

— Не морочьте мне голову, — говорю я нагловато. — Если уж вас интересует моё мнение… У нашего общества нет будущего. Общество, сжигающее свои архивы и библиотеки, обречено. Для смягчения интонации скажу также, что и у остального человечества, которое не мы, будущего тоже нет. СПИД, экология, то-сё… Всё закончится гораздо раньше и противнее. Какое уж там будущее, когда жрать нечего? Когда спички по талонам, а в очередях за бухлом людей убивают?! Хотя… вашу байку о крысином вирусе я оценил по достоинству.

— Есть будущее, Вячеслав Иванович, — говорит он с лёгкой тенью раздражения. — И у вашего общества, и всех остальных. Вы меня поражаете: какое-то мелкое мещанское брюзжание, недостойное русского интеллигента… талоны… бухло… В один прекрасный день вы вдруг выйдете на улицу и свободно купите бутылку неплохого, следует заметить, вина в магазинчике напротив, и даже тому не удивитесь, и не вспомните про талоны, из-за которых сейчас готовы поставить под вопрос исторические перспективы собственного социума. Впрочем, брюзжать вы не перестанете, хотя и по другому поводу. Уж, наверное, найдёте, по какому… Будущее ваше состоялось, и вы прямо сейчас имеете редкую возможность в нём находиться.